Грехи детства

Валек умел ловко удирать из дому на целые дни, и батраки нимало не удивлялись, найдя его утром в стогу или в лесу под деревом. Он умел также часами неподвижно простаивать среди поля, словно серый столбик, и, разинув рот, смотреть неведомо куда. Раз я подстерег его, когда он так стоял, и, подойдя ближе, услышал, как он вздохнул. Не знаю сам почему, но меня ужаснуло, что эта маленькая фигурка так вздыхает. Меня охватило негодование - неизвестно против кого, и с этой минуты я полюбил Валека. Но, когда я двинулся к нему немножко смелей, мальчик очнулся и убежал в кусты с непостижимым проворством.

Тогда-то и зародилась у меня в голове странная мысль, что у бога, который все время смотрит на такого ребенка, должно быть очень грустно на душе. Я понял также, почему на образах он всегда серьезен и почему в костеле нужно тихо разговаривать и ходить на цыпочках.

И вот благодаря этому-то неприметному человечку я перестал прятаться за забором и решил идти в парк, предварительно сообщив Зосе, что теперь буду играть с ней и с Лёней.

Сестра, как и следовало ожидать, пришла в восторг от моего предложения.

- Так будь в парке, - наставляла она меня, - когда мы обе отправимся на прогулку. Поздоровайся с гувернанткой, - она всегда читает книжки в беседке, - но долго не разговаривай с ней, потому что она не любит, когда ей мешают. А потом увидишь, как нам будет весело!

В этот же день за обедом она шепнула мне с таинственным видом:

- Приходи в три часа; я уже сказала Лёне, что ты будешь. Когда мы выйдем из дому, я кашляну...

Сестра принялась за какую-то работу, а я, конечно, ушел, но, правда, я и вообще не любил сидеть в комнате.

Я уже был во дворе, когда Зося меня догнала:

- Казик! Казик!

- Что такое?

- Когда я кашляну, ты ведь поймешь, что это значит?.. - напомнила она многозначительно.

- Разумеется.

Она ушла, но из комнаты еще раз крикнула мне в окно:

- Так я кашляну... Не забудь!

И куда же я мог пойти, как не в парк, хотя до назначенного срока еще оставалось добрых полтора часа. Я так задумался, что не заметил, пела ли в этот день хоть одна птица в саду, обычно звеневшем от щебета.

Обежав его кругом несколько раз, я сел в лодку, привязанную у берега, и, так как в ней нельзя было кататься, хоть покачался со скуки.

Тем временем я составил себе план возобновления знакомства с Лёней. Должно было это произойти следующим образом. Когда Зося кашлянет, я, опустив голову, выйду из глубины сада на главную аллею. Тогда Зося скажет:

"Смотри, Лёня, это мой брат, пан Казимеж Лесьневский, ученик второго класса и друг того несчастного Юзика, о котором я столько тебе рассказывала".

Лёня сделает реверанс, а я, сняв фуражку, скажу: "Давно уже я собирался..." Нет, нехорошо!.. "Давно уже я жаждал возобновить с вами..." Ох, нет! Лучше пусть так: "Давно уже я жаждал, сударыня, выразить вам мое почтение".

Тогда Лёня спросит:

"Давно ли вы прибыли к нам?.." Нет, она скажет не так, а так: "Мне очень приятно познакомиться с вами, я так много слышала о вас от Зоси". А потом?.. Потом вот что: "Не скучаете ли, сударь, в наших краях? Вы ведь привыкли к большому городу". А я отвечу: "Скучал, сударыня, пока был лишен вашего общества".

В эту минуту, поднявшись из глубины, в воде блеснула щука чуть не в пол-аршина... Перед лицом столь прекрасной действительности мечты мои сразу рассеялись. Здесь, в пруду, такая рыба, а у меня нет удочки!..

Я выскочил из лодки, чтобы посмотреть, есть ли дома крючки, и... едва не толкнул Лёню, которая как раз собиралась скакать через красную веревочку.

Рыба, крючки, план торжественного возобновления знакомства - все смешалось у меня в голове. Вот она - щука!.. Я даже забыл поклониться Лёне, хуже того - забыл, что надо сказать. Но ведь какая щука!..

Лёня, прелестная шатенка с отчетливо очерченными губками, которые поминутно изгибались по-иному, свысока посмотрела на меня и, откинув назад пышные локоны, спросила без всяких предисловий:

- Это правда, что вы пробили дыру в нашей лодке?

- Я?..

- Так мне сказал садовник, теперь мама не позволяет нам кататься, велела лодку привязать, а весла убрать.

- Да ей-богу, я не пробивал в лодке никакой дыры, - оправдывался я, словно перед инспектором.

- Но только наверное? - спросила Лёня, пристально глядя мне в глаза. Потому что это, мальчик, очень на вас похоже.

Тон барышни мне не понравился. Какого черта! Ни один товарищ, будь он хоть какой силач, не посмел бы со мной так разговаривать.

- Когда я говорю нет, то это наверное!.. - ответил я, напирая на соответствующие слова.

- Значит, садовник сказал неправду, - заметила Лёня, хмуря брови.

- Правильно сделал, - одобрил я, - потому что молодые барышни не умеют править лодкой.

- А вы умеете?

- Я умею и грести и плавать; плаваю на спине и стоймя.

- А вы будете нас катать?

- Если ваша мама позволит, буду.

- Так вы посмотрите, нет ли дыры в лодке.

- Нет.

- Откуда же там вода?

- От дождя.

- От дождя?