Грехи и мифы Патриарших прудов

Потом раздался придушенный вскрик.

Потом что-то упало — мягко и глухо, стукнувшись об пол.

Шепот. Возня. Какое-то сопение — там, в холле, у входной двери.

Катя вскочила на ноги.

Что там происходит?

Она хотела было окликнуть Сусанну, но что-то — возможно, инстинкт самосохранения, инстинкт близкой грозной опасности — остановило ее.

Стараясь ступать неслышно, она подкралась к двери мастерской. Отсюда холл был как на ладони.

Она увидела рыжеволосую женщину, распростертую на вощеном паркете.

А рядом с ней…

Катя ощутила, что у нее темнеет в глазах.

Грета по-лягушачьи сидела на корточках возле Сусанны, вцепившись здоровой рукой ей в волосы и пыталась повернуть ей голову.

Рядом стоял Гаврила — сутулый, в спортивной куртке, в шерстяной шапке, в резиновых хирургических перчатках. В руках его — что-то увесистое, замотано тряпкой и полиэтиленом.

На Грете — тоже хирургические перчатки.

— Разожми ей зубы. Таблетки… они на языке растворятся. Я потом камеру дверную испорчу. У нее в крови обнаружат колеса. Я тащу ее в ванную. Включи воду. Там немного надо сначала — я буду держать ей голову, она захлебнется. Потом мы, как обычно, наполним ванну. Это будет выглядеть как несчастный случай — передоз в ванной, мол, она захлебнулась. Ударилась о борт головой. Иди в ванную, включи воду. Я притащу ее туда. Она умрет через пять минут, захлебнется. В легких воду найдут. Она никому уже ничего не скажет. Перестанет болтать. А мать — наша мама, Грета… Она нас любит. Она тоже никому никогда ничего не расскажет о нас.

Он быстро бормотал это, но Катя слышала каждое слово.

Грета пальцами в резине протолкнула в рот беспомощной оглушенной Сусанне несколько таблеток. Гаврила вцепился ей в плечи, приподнял, потащил мимо гостиной, кухни.

— Полироль для пола, — процедил он сквозь зубы. — Прыскай, протирай тряпкой. Они тут будут все осматривать — чтобы никаких наших следов, никаких частиц, полироль все сотрет.

Грета встала с корточек на тощие ноги и ринулась в ванную. Через секунду там загудела вода.

Катя, скорчившись у дверей мастерской, лихорадочно думала, что делать. Этот внезапный хаос, обрушившийся на нее…

В этом деле все — хаос и смерть…

Съеденное сердце…

Они, эти двое — брат и сестра…

Двое против одной. Что у них еще в запасе, кроме таблеток, перчаток, монтировки в тряпках? Шприц с ядом, который обездвиживает в момент? Тиопентал натрия? У нее — никакого оружия. В мастерской — ничего, что могло бы за него сойти. На кухне, в ящике, наверняка есть ножи. Мстительница Жанет когда-то нашла там свое оружие. Но кухня рядом с ванной! Она здесь как в ловушке. Что делать? Броситься на Гаврилу с голыми руками?

Он, сопя, волок тело Сусанны по полу. Грета, согнувшись в три погибели, шла за ним с тряпкой, смоченной полиролью, вытирала пол.

Катя решила: как только они скроются в ванной, она метнется в кухню. Да, они ее сразу увидят, но у нее будет, по крайней мере, что-то в руках, чем можно обороняться и нападать. Спасти рыжую женщину. Попытаться остановить их и…

В кармане ее куртки зазвонил мобильный.

Она знала, кто это.

Клавдий Мирон Мамонт — преодолев пробку, он приехал к дому Сусанны. Он где-то там, на Малой Бронной или в Спиридоньевском. Но он ничем не может помочь ей сейчас, если только…

Она выхватила телефон из кармана куртки и…

Заскрипел вощеный паркет.

Бросив тело Сусанны, Гаврила в три прыжка очутился возле двери гостиной. Отсюда дверь в мастерскую была отлично видна.

Он увидел Катю.

Его взгляд.

Порой одной секунды достаточно, чтобы определить, что человек не в себе. Бешенство, страх, ярость, подозрительность, торжество, беспощадность, решительность.

Он не крикнул: а, это ты! Не крикнул: убью! Он лишь крепче сжал побелевшие губы. От его узкого лица отлила вся кровь. Но Катя сразу поняла: он ее убьет. Он не оставит ее в живых. Он перегрызет ей горло, как зверь. Потому что не в его правилах — сейчас и тогда, три года назад, — оставлять свидетелей.

Грета взвизгнула от ужаса, увидев Катю в дверях мастерской с мобильным в руках, который снова зазвонил, затем переключился на голосовую почту.

Гаврила бросился вперед, но Катя опередила его на долю секунды — она метнулась в спальню Сусанны, захлопнула дверь и…

Гаврила ударил в дверь ногой. Она навалилась на дверь всем телом. Он бился о дверь снаружи.

— Она нас видела! — шипела Грета. — Она… мы пропали… мы в дерьме! Слышишь ты, мы в полном дерьме!

Гаврила снова ударил плечом в дверь. Катя еле удержала ее. Створки затрещали под градом ударов. Она зацепила ногой белую деревянную подставку для вазы — ваза грохнулась на пол. Она схватила эту подставку и засунула ее ножку между ручкой двери и притолокой.

Удар в дверь!

Треск!

Хрупкая подставка треснула сразу же.

Катя метнулась мимо кровати.

В спальне ничего больше, лишь огромное панорамное окно от пола до потолка, гордость дома-«cтраха».

Окно не пластиковое, отделанное белым деревом, выходящее прямо на освещенный огнями рекламы и вывесок угол Малой Бронной и Спиридоньевского.

Удар в дверь!