Грехи и подвиги

Они ехали к замку по неширокой дороге, что пролегала от опушки и шла посреди вспаханного и засеянного поля. Раймунд зорко следил, чтобы охотники, увлекшись, не топтали его хлеб: легко ли требовать полной дани, когда старосты деревень приходят жаловаться на потраву?

Замок уже вырос за изгибом некрутого холма, и барон с удовольствием смотрел на его высокие и мощные стены, оценивая их неприступность, любуясь прямоугольными угловыми башнями, нависающими надо рвом, широким, как настоящая река. Этот ров копали по приказу его прадеда, знаменитого Эдгара из Оверни, который получил замок в дар за свои подвиги в Первом крестовом походе.

Завидев охотников, старый стражник Жюстен спустился на переходную площадку угловой башни, повернул рычаги подъемного моста, и широкий деревянный настил со скрежетом и лязгом опустился почти к самым ногам всадников.

– Сто раз говорю тебе, болван: крути медленнее и опускай мягче! – заорал Раймунд, придерживая коня перед мостом и что есть силы задирая голову. – У тебя мост не опускается, а чуть ли не падает! Учти, висельник: треснет хоть одна доска, заставлю поменять за одну ночь. Тебя заставлю, старый олух!

Эта ругань не производила на воина ни малейшего впечатления. Он отлично знал, что сеньор не полезет на верхнюю площадку башни, а до вечера, когда он, Жюстен, сменится и спустится во двор ужинать, хозяйский гнев двадцать раз пройдет. Да и мост этот переживет, надо думать, их обоих…

Внутри замок выглядел, как и почти все подобные ему замки. Основное место занимала центральная каменная постройка, внизу которой были две просторные комнаты, предназначенные для дружины и охотников, а на втором этаже обитал сам хозяин. Рядом лепились открытые конюшни, деревянный свинарник и загон для овец. Слугам полагалось жить в лачужках, пристроенных к западной стене замка. Однако хитрая Флорестина, двое пастухов и свечник давно перебрались в нижнюю часть одной из башен, более теплую и уютную, а лачуги служили для хранения хвороста, сена и всяких хозяйственных мелочей.

Мона Бертрада, свояченица барона, жила, как и он, во втором этаже замка, завладев комнатой покойной сестры и поселив туда же свою служанку, такую же, как она, сухощавую и злющую старую деву. Раймунд старался как можно реже с ними встречаться, а потому, вернувшись с охоты, входил в свои покои не по основной, а по внешней лестнице, которая вела прямо в центральный зал.

Этот зал представлял собой огромное помещение с необычно высоким потолком, по той причине, что над ним не было третьего этажа, и потолок его был собственно кровлей, которую поддерживали мощные бревенчатые стропила. Отверстие, через которое выходил дым большого очага, в дождливые дни прикрывалось деревянной створкой. Через высокие и узкие слюдяные окна проникало не так много света, и зал обычно бывал полутемен – только в дни пиров, которые Раймунд устраивал не так уж часто, сюда вносили пару десятков больших восковых свечей. Каменный пол был всегда усыпан травой, и летом траву меняли каждый день – об этом заботилась Флорестина, а потому в зале стоял свежий запах летнего луга и вянущих скошенных цветов.

Посреди зала тянулся длинный дубовый стол, с поставленными вдоль него скамьями и всего несколькими стульями – то и другое было покрыто овчинами, носившими следы пролитого вина и воска. Пара больших ларей, кованый сундук с замысловатым замком да висящий на стене щит с родовым гербом Раймунда Лионского довершали убранство. (Впрочем, хозяину приходилось бывать при дворе короля, и он знал, что его величество Филипп-Август, хотя и богаче, но живет не намного роскошнее).

Отдав слугам распоряжение готовить дичь к ужину, барон вошел в зал, на ходу стаскивая кожаную куртку и сбрасывая на скамью охотничий рог и арбалет.

– Приветствую тебя, благородный Раймунд! Судя по всему, охота была удачной?

Этот возглас, прозвучавший в большом пустом зале особенно гулко, привел старого барона в полное замешательство.

– О, Боже! Эдгар? Откуда ты взялся?

Молодой лионский кузнец поднялся навстречу хозяину. До того он сидел, развалившись на овечьей шкуре, прямо возле холодного, в тот день не горевшего очага. Собираясь в замок, молодой человек, как мог, отмыл сажу со своих рук и лица, снял кожаный фартук и надел полотняную рубаху, которую опоясал широким кожаным ремнем. Этот простой наряд шел ему, подчеркивая красоту его мощной фигуры и необычайное для простолюдина благородство лица. Светлые волосы, густые, пышные и длинные, как у рыцаря, опускались локонами на широкие плечи.

Барон, подойдя, обнял юношу за плечи и знаком предложил снова сесть, после чего и сам уселся на пол, на те же овчины.

– Откуда взялся, спрашиваешь? – улыбнулся кузнец, видя полное недоумение хозяина. – Да разве так уж трудно сюда войти?

– Но мост был поднят. И мне никто не сказал, что его опускали.

Эдгар рассмеялся: