Грехи юности

Она критически осмотрела помещение: просторная квадратная комната, на стене две мелкие раковины, над ними зеркало с узенькой металлической полочкой; рядом с туалетом небольшая душевая кабинка с белой пластиковой шторой на металлических кольцах; маленькое окошко с матовым стеклом, через которое с улицы просачивается свет; потолок, покрытый плиткой, с лампой дневного света; на полу блестящий линолеум, в котором эта лампа отражается. Белый с золотыми крапинками, линолеум так и сияет чистотой. «Прямо какая-то мертвецкая, — подумала Джесс. — Как будто специально предназначена для того, чтобы здесь тебя выворачивало наизнанку».

Быстро приведя себя в порядок, она уже собиралась покинуть эту ужасную комнату, как вдруг застыла на месте — что ждет ее внизу? Несколько секунд она стояла, глядя в зеркало, припоминая, какой испуганной и несчастной ощущала себя, когда ее отправляли в прошлом году в школу. Отрывали от любимого дома, от Ричарда. «Ничего, со временем тебе станет легче», — успокаивала тогда мама.

И в самом деле. Хотя Джесс чувствовала себя одинокой, стеснялась всех и вся, иногда неделями ни с кем не общалась, мама оказалась права. Со временем ей стало легче. Но здесь не школа, а пансионат для будущих матерей-одиночек, место, куда должны попадать плохие девочки, а не такие паиньки, как Джессика Бейтс. Однако нежданно-негаданно она оказалась среди них. Хорошая девочка стала плохой. Да кому она теперь нужна? Кто захочет с ней общаться?

— На сей раз, мамочка, станет легче только тогда, когда все закончится, — тихо проговорила она, глядя в зеркало.

Интересно, как все повернулось бы, будь мама жива?

Позволила бы Джесс зайти Ричарду так далеко, если бы не была потрясена смертью мамы? Скорее всего да. В конце концов она любила Ричарда. И он ее любил.

Джесс вышла из ванной комнаты, спустилась по широкой лестнице и пошла в ту сторону, откуда доносился звон посуды и слышались приглушенные голоса. На секунду остановилась, призывая на помощь все свое мужество, чтобы не убежать обратно в свою комнату.

Поправив поясок на льняной бежевой кофточке, Джесс в волнении толкнула дверь и оказалась в огромной, сверкающей чистотой кухне. Голоса тут же стихли. Джесс насторожилась. Неужели они говорили о ней? Она с силой сжала руки, пытаясь подавить неприятную дрожь, и робко подняла на присутствующих глаза.

У круглого дубового стола сидела мисс Тейлор и тщательно сортировала салатные листья. Посреди кухни у сверкающей металлической стойки стояла негритянка средних лет. Это была крупная женщина с черными вьющимися волосами, аккуратно уложенными под сеточкой, пространным животом, туго обтянутым стареньким холщовым передником. За стеклами очков, залепленных мукой, — темные настороженные глаза. Она занималась бисквитным тестом — раскатывала его в трубочку, потом резала на кружочки и выкладывала их на посыпанный мукой противень.

Джесс застыла на месте.

Мисс Тейлор первая нарушила молчание.

— Вижу, ты сумела нас разыскать, дорогая, — проговорила она, откашлявшись. — Ну что, вздремнула немного?

— Да, — ответила Джесс, не отрывая взгляда от противня на котором негритянка раскладывала кружочки.

— Это миссис Хайнс, Джесс, наша замечательная кухарка. А это, — она повернулась к суровой особе, — мисс Бейтс, наша первая постоялица.

Женщина кивнула, даже не взглянув на Джесс.

— На ужин у нас жареный цыпленок. Если не хотите — не ешьте, но ничего другого не будет. Такие здесь правила.

Джесс снова почувствовала тошноту.

— Я уверена, мисс Бейтс съест его с удовольствием, — еще раз откашлявшись, пришла ей на выручку мисс Тейлор.

Кухарка нахмурилась и принялась выравнивать кружочки, срезая с них лишнее тесто.

— Не сомневаюсь, все будет очень вкусно, — пробормотала Джесс.

— Скоро придет Поп, — заметила мисс Тейлор.

Джесс догадалась, что речь идет о мистере Хайнсе.

Интересно, он такой же нелюдимый, как его жена, или еще хуже?

— Ты не поможешь накрыть на стол? — обратилась к ней хозяйка пансионата, указав на стопку тарелок из толстого фарфора, стоявших на верхней полке над стойкой.

Джесс поглядела на тарелки. Слава Богу, будет чем заняться.

— На сколько человек? — едва слышно проговорила она.

— На нас с тобой. Поп и миссис Хайнс едят у себя.

— Я сама достану тарелки, — проворчала кухарка, вытирая руки о передник, и потянулась к полке. — Женщине в положении не следует поднимать руки вверх. Пуповина может обмотаться вокруг шеи ребенка и задушить его.

— Ну что вы, миссис Хайнс, — рассмеялась мисс Тейлор. — Все это выдумки.

Негритянка фыркнула.

— Думайте что хотите, а я греха на душу не возьму.

Поставив тарелки на стол, она вернулась к своему занятию.

— Серебро, скатерть и льняные салфетки в буфете в столовой, — сказала мисс Тейлор, подмигнув Джесс. — Вот за этой дверью. — И она указала на высокую дверь.

Джесс взяла со стола тарелки.

— Спасибо, миссис Хайнс, — поблагодарила она кухарку, а про себя подумала: «Какое счастье, что не придется с ней обедать».