Грехи юности

Вот черт! Тут из кожи лезешь, чтобы вызволить мать из этого ада, а той на все наплевать. Ну да ладно, Бог с ней, она все равно будет действовать по плану. Внезапно Джинни почувствовала, что в горле словно застрял комок, стало нечем дышать, сердце начало учащенно биться. Все поплыло перед глазами. Джинни закрыла глаза. Нет! Пожалуйста! Не надо! Только не сейчас! Но сердце стучало все быстрее… Из глаз хлынули бессильные слезы…

СЬЮЗЕН

День труда[2]. Лучше не придумаешь праздновать его с такими же, как и она сама, беременными девчонками!

Смех, да и только! Сьюзен сидела в гостиной и ждала родителей — те обещали сегодня приехать навестить ее.

Сьюзен просмотрела местную газету. Внезапно на глаза ей попался маленький заголовок: «Студенты университета в Нью-Хейвене готовят сидячую забастовку», Под заголовком была статья, которую Сьюзен внимательно прочитала. В ней сообщалось о том, что студенты вышеупомянутого университета в следующие выходные собираются провести сидячую забастовку в административном здании, цель которой — выразить протест против войны и гонки вооружений, выдвинуть требования изменить возрастной ценз для голосования с двадцати одного года до восемнадцати лет и разрешить проживание в студенческом общежитии лицам обоего пола. Сьюзен тут же решила, что ей нужно принять участие в этой забастовке. А что?

Опыт у нее имеется: в свое время побывала в Колумбийском университете с такой же миссией. Университет в Нью-Хейвене небольшой, наверняка будут рады любой помощи.

Карточка студента Демократического общества хранилась у нее в бумажнике. За последние месяцы она растеряла былые связи со студенческим миром. Вот как раз и представится возможность восстановить их.

— Заходите, пожалуйста. Очень рада вас видеть. Она в гостиной, — послышался голос мисс Тейлор.

Но теперь, когда Сьюзен решила, чем будет заниматься в следующие выходные, встреча с родителями ей была не страшна. Поднявшись с дивана, она встала во весь свой внушительный рост, выпятив живот. Через несколько дней минует шестой месяц беременности, и живот ее был именно на этот срок.

Первой в гостиную вошла мама.

— Дорогая, — закудахтала она, обнимая Сьюзен и чмокая ее куда-то мимо уха.

— Привет, мама, — поздоровалась Сьюзен и глянула через плечо матери. — Привет, папа.

— Здравствуй, доченька, — ответил отец.

— Ну и жарища! Даже не верится, что мы наконец-то добрались, — выдохнула мама. — Да и весь отпуск в горах из-за этой жары не в радость!

Сьюзен знала, что под горами подразумевается местечко Кэтскилз, расположенное в северной части штата Нью-Йорк, где она с родителями отдыхала каждый август, сколько себя помнила.

— Неужели нет местечка попрохладнее, где мы могли бы спокойно посидеть? — продолжала возмущаться мать.

— Конечно, есть, мам. Столовая.

Она привела родителей в полутемную столовую, где стоял стол из красного дерева и стулья.

— Здесь гораздо приятнее, — заметила мать. — Я, пожалуй, сяду к столу. Может, нам принесут чаю со льдом?

— Пойду попрошу миссис Хайнс приготовить. Посидите пока.

Сьюзен пошла на кухню. Миссис Хайнс не оказалось, пришлось заниматься чаем самой. Когда она вернулась, мама придирчиво рассматривала в буфете посуду. Услышав шаги дочери, обернулась.

— Надо же! Уотерфордский хрусталь, серебряные канделябры… Вы тут купаетесь в роскоши!

— Да, здесь очень мило, мама. — Сьюзен поставила стаканы на стол. — Значит, вы хорошо отдохнули в горах?

— Так себе, — буркнула Фрида Левин.

— Очень хорошо, — ответил Джозеф.

Сьюзен бросила в стаканы кубики льда. Духота в комнате была невыносимой.

— Какой стыд, что тебя не было дома на праздники!

Если бы ты сделала аборт, такого бы не случилось.

— Фрида, — предостерегающе протянул отец. — Мы ведь договорились не поднимать эту тему.

— Да уж! Все равно бесполезно. Ты только взгляни на нее! Взгляни на ее огромный живот! — закудахтала мать. — И правда, ни к чему все эти разговоры!

— Как ты чувствуешь себя, дорогая? — обратился к Сьюзен отец, стараясь перевести разговор на другую тему.

— Отлично, папа, правда. Только мне хочется кое о чем поговорить с вами.

Мать хмуро взглянула на нее.

— Когда ты произнесла эти слова в последний раз…

— Фрида, дай ей сказать!

Сьюзен секунду замешкалась — а может, не стоит. Да ладно, черт подери, пусть знают. Скажет, и делу конец.

— Я решила оставить ребенка.

На секунду в комнате воцарилась гробовая тишина.

Вдруг отец с силой хлопнул кулаком по столу. Лицо его побагровело, губы задрожали. Но, как всегда, мать успела его опередить.

— Да что же это такое! — возмутилась она. — Сначала она заявляет о своей беременности, затем отказывается делать аборт, теперь она собирается оставить ребенка! Если так и дальше пойдет, она меня до инфаркта доведет, честное слово!

— Сьюзен, ты шутишь! — бросил отец.

Сьюзен встала, подошла к буфету, дотронулась до серебряных подсвечников.

— Вас это никоим образом не коснется, не беспокойтесь, — проговорила она.

— Не коснется? — закричала мать. — А тебе не приходило в голову, что это нас уже коснулось!

— Я собираюсь пойти работать и содержать себя и ребенка.