Грехи матери

– Как всегда. Нам с Эмили особенно не о чем говорить. Когда дети уехали, я тоже уехал. Там было приятно, но я рад вернуться домой. Она осталась там еще на несколько недель, до начала сентября. А как ты? В августе больше никуда не собираешься?

Он больше обычного разоткровенничался насчет своей семейной жизни, но Оливия и так была в курсе. Питер давно ей признался, что его брак оказался неудачным: вскоре после рождения детей он обнаружил, что его жена алкоголичка. Она годами обещала пройти курс лечения, но так и не сделала этого. Ничего не изменилось, и теперь их брак стал формальностью, а не духовной близостью. После многих лет попыток он отчаялся уговорить жену бросить пить. На браке он тоже поставил крест. Оливия была знакома с Эмили – это была хорошая женщина, умная, но пристрастие к спиртному оказало на нее разрушительное воздействие и продолжало ее пожирать, как лесной пожар. Питер уже нигде с ней не бывал. В свои шестьдесят три года он был женат, но в эмоциональном плане давно одинок. Как и Оливия, он сгорал на работе.

– Я не собираюсь никуда уезжать, пока есть проблемы, которые требуют моего внимания или вмешательства, – ответила Оливия. – Здесь очень много работы. До сентября я не намерена никуда отлучаться.

– Разумное решение.

Он запнулся и посмотрел на нее. Их проникнутые теплотой взгляды встретились.

– Ужин в субботу?

Такие намеки они оба понимали с полуслова. Оливия кивнула. Оба улыбнулись.

– Здорово! Бедфорд?

Он тоже кивнул. Тогда она встала и, обойдя письменный стол, приблизилась к нему. Рабочий день уже закончился, ее помощница ушла домой, в здании было тихо, после отпуска она была гораздо менее напряжена, чем обычно. На ней было легкое летнее платье. Питер смотрел на нее как завороженный. Подойдя, Оливия наклонилась и поцеловала его.

– Я по тебе скучала, как всегда, – тихо произнесла она. Оливия хотела, чтобы он это знал, хотя ничего не ожидала в ответ. Она прекрасно понимала его положение. Он навсегда останется с безнадежно пьющей Эмили.

Питер встал и сделал то, чего никогда не делал в офисе, но ведь они были одни. Он обнял, поцеловал ее и вздохнул. Так приятно было ощущать ее рядом!

– Я по тебе ужасно скучал, – признался он. Они долго стояли, обнявшись и целуясь, забывшись в этом порыве нежности, и тут услышали чьи-то шаги.

Они прервали поцелуй, обернулись на звук и одновременно увидели Филиппа: тот стоял в дверном проеме с кипой бумаг в руках и с выражением ужаса на лице. Вид у него был такой, словно его ударили пыльным мешком по голове. Питер и Оливия мягко отстранились друг от друга, Питер серьезно посмотрел на нее и, ничего не говоря, вышел. Обходя Филиппа в дверях, он кивнул ему и только произнес:

– Извини, Филипп!

Филипп решительно прошагал в кабинет. Питер не хотел оставлять Оливию, но решил, что лучше уйти и позволить ей пообщаться с сыном наедине.

– Что это за помешательство, свидетелем которого я только что был? – спросил Филипп, в то время как Оливия спокойно вернулась на свое место. Она решила не извиняться перед ним за случившееся. Филипп был достаточно взрослым, чтобы знать правду. Они с Питером были тайными любовниками на протяжении уже десяти лет.

– Это не помешательство, Филипп. И это не твое дело, как не мое дело твоя личная жизнь. Мы оба взрослые.

– Ты что, решила заводить романы с работниками компании? Что это за безобразие? А если кто-то тебя увидит?

– Мы думали, что одни. И Питер не работник – он наш главный юрисконсульт. А мои личные дела тебя не касаются. Я сожалею, если тебя это огорчило, но могу заверить, что мы соблюдаем конфиденциальность.

Оливию трясло от его обвинений, но она этого не показывала. Она должна была занять выгодную позицию в данной ситуации, и то, что сын сказал, ей не нравилось. Совершенно.

– Конфиденциальность? Ты что, сумасшедшая или просто безнравственная женщина? Он женат, он моложе тебя на десять лет, и если пресса до этого доберется, она выставит тебя на посмешище. Наша репутация будет погублена, если люди узнают, что ты с ним спишь. Он женатый мужчина, черт подери! Ты этим, что ли, занималась во время своих постоянных отлучек, когда мы были детьми? А папа знал? Вся твоя чушь на темы морали – просто издевательство! Как ты смеешь поучать нас, если сама спишь с женатым мужчиной, может, даже не первый год?