Лаборантка была та же, что обследовала ее в предыдущие годы. Всё шло обычным порядком. Обследование не было приятным, но сносным, и Оливия, одеваясь, ругала себя, что глупо каждый год так беспокоиться. Вдруг вошла медсестра, держа в руках снимки предыдущих лет, и попросила:
– Миссис Грейсон, не могли бы вы зайти в кабинет на пару минут?
– Что-то не так?
Оливия почувствовала, как мурашки пробежали у нее по спине.
Медсестра не ответила ни утвердительно, ни отрицательно. Она просто мило улыбнулась и сказала, что врач хочет поговорить. Кровь в жилах похолодела от этих слов. Это было уже слишком. Сначала она потеряла мать, а теперь собственный организм дал сбой. Мэрибел всю жизнь отличалась хорошим здоровьем, и Оливия убеждала себя, что это гарантирует безопасность и ей, но вдруг уверенность в этом растаяла.
Она зашла в кабинет врача полностью одетая, как будто одежда, словно броня, защищала ее, но чувствовала она себя уязвимой и напуганной. На стене на негатоскопе было прикреплено несколько снимков ее левой груди спереди и сбоку. На изображении всё выглядело сплошь серым. Врач указал на пятнышко, более темное, чем остальной снимок, которое Оливия сперва не заметила.
– Не нравится мне это пятнышко, – сказал он, нахмурив брови. – Оно может повлечь за собой опухоль. Я бы рекомендовал сделать биопсию.
– Сейчас?
Оливия выглядела напуганной, хотела закричать, убежать из кабинета, но ноги у нее подкосились. Она старалась казаться спокойной, но спокойствия не осталось ни капли. Она была в панике.
– Если хотите, можете приехать завтра. Но думаю, нам надо это сделать прямо сейчас.
– Вы полагаете, это рак? – прохрипела Оливия.
– Это может быть небольшое злокачественное новообразование.
Он подтвердил ее худшие опасения. Оливия знала, что у каждой восьмой женщины развивается рак груди, и буквально окаменела. А что, если этот жребий выпал ей?
– А если диагноз подтвердится?
– Сначала посмотрим, что обнаружим. Часто на ранних стадиях мы можем обойтись удалением опухоли без необходимости дальнейшей терапии. На более поздних стадиях применяется химио-, лучевая или гормональная терапия. Насколько я знаю, у вас нет семейной предрасположенности к раку молочной железы, так что будем надеяться, что это очень ранняя стадия и удаления будет достаточно.
– Вы уверены, что это рак?
Оливия, руководившая целой империей, вдруг почувствовала себя маленькой и беззащитной.
– Нет. Поэтому мы и хотим сделать биопсию, – сказал он твердо. – Завтра вы сможете?
«Нет, я никогда не смогу», – хотела она сказать, но понимала, что должна относиться к этому ответственно. Ей вдруг стало страшно, что придется переживать это в одиночку: она не хотела пугать детей. Она думала позвонить Питеру, но не имела права возлагать на него такое тяжкое бремя, раз не хотела стать его женой. Это была ее проблема, не его. Она кивнула в знак согласия с врачом и ошеломленная вышла из кабинета. Лаборантка с милой улыбкой ожидала ее перед кабинетом.
– Не беспокойтесь, – сказала она.
«Легко ей говорить, – подумала Оливия. – Это не ее грудь!»
Лаборантка объяснила, что они сделают небольшой надрез под местной анестезией, возьмут фрагмент ткани, изучат и, возможно, в зависимости от результатов, сделают операцию по удалению опухоли. И всё будет хорошо.
«Плевое дело. Чего тут бояться!» – с иронией подумала Оливия.
Она вернулась в офис сама не своя. Маргарет, видя мрачное выражение ее лица, поинтересовалась:
– Всё нормально?
– Великолепно, – ответила Оливия с широкой деланной улыбкой. На обратном пути на работу она решила никому ничего не говорить, и в случае операции тоже. Ни к чему было пугать детей раком после того, как они недавно потеряли бабушку. Хватит с них переживаний. Питера она в это посвящать тоже не хотела, не видя в этом необходимости: он возлюбленный, а не муж.