– Событие!.. – надрывается тот, из угла. – Событие, изложенное словесно, перестаёт соответствовать самому себе, даже если оно изложено в жанре протокола… А вещь не обманет!
И началось! Гвалт – как на митинге. Места мало, вот-вот залепят кому нечаянно. Одному, кстати, залепили. Удивился, ощупал физию и говорит растерянно:
– Это как-то даже… недискурсивно…
Не услышали его – шумно было. Я-то думал, грядушечники хотя бы друг с другом мирно живут, а они вон чего…
– Господа будетляне! – вопит та тётенька, что поначалу вокруг бабуси увивалась. – Да прекратите же! Что вы тут устроили? Не уподобляйтесь прошкам!..
Мы с папкой сидим помалкиваем. Поставили перед нами чай и ликёр – другим-то не до того. Смотрю, на боку холодильника плакатик прилеплен:
«Будущее может занимать только опасных мечтателей; негодяй же довольствуется тем, что составляет насущную задачу дня!»
Ничего себе, думаю. Это кто ж такое сказанул? Присмотрелся, а там внизу в скобочках: «М.Е. Салтыков-Щедрин».
Тоже, наверное, грядушечник какой-нибудь.
А за папкой я так и не уследил. К чаю он, конечно, не прикоснулся, а ликёр почти весь выпил. Ну всё, думаю, пора вести домой, покуда никто не заметил… Не заметили. Даже на то, что мы уходим, внимания не обратили.
Свёл я папку по лестнице, вывел на улицу. Идёт – ноги под ним гуляют, а сам пальцем грозит тротуару.
– Так и запомни… – внушает. – Отец твой – мужчина с критическим складом ума…
Глава 6,
– …а в будущее мы попали так. Может, видели: в скверике на окраине подбитая машина времени стоит на пьедестале?.. Ну и вот… Идём это мы с Петькой мимо, и Петька говорит: а что, если её починить? Я говорю: как ты её починишь? Вся раскурочена, и три слоя краски на ней… А мы подожгём, говорит. Краска вся выгорит, а механизм весь останется…
– Ты ж говорил, что вы её и подбили, – робко напомнил кто-то из малышни.
– Подбили, – сурово подтвердил я. – Из хронотомёта. А у нас её потом сразу отобрали, покрасили – и на пьедестал… Ну и вот… Влезли мы с Петькой наверх, облили бензином, подожгли…
– А она всё равно покрашенная, – жалобно сказал тот же голосишко. – Мы там вчера с сестрой были, смотрели…
– По новой потом выкрасили, – отмахнулся я, а в следующий миг увидел Петьку.
Стоит, гад, прислонился плечом к щиту, слушает и ухмыляется. А над ним на стенде два слогана: «Грядушку проворонишь – свою честь уронишь!» и «Прошлое предать – негодяем стать!».
Всё-таки подкараулил он меня.
Один – один.
Отбились кое-как от ребятни, вышли за ворота.
– Слушай, – говорю сердито, а у самого щёки горят. – А сколько у нас вообще в городе этих машин времени? Ну, подбитых…
– Три.
– Откуда знаешь?
– Так на стенде же карта нарисована… Одну в скверике грохнули, другую – у «Плюсквамперфекта», а третья – тут рядом, возле салона красоты… Ну этого… «Остановись, мгновенье»…
– Может, сходим пойдём?
Сходили. В общем-то, мы уже там бывали, и не раз – и с экскурсией, и просто так… Примерно то же самое, что и в сквере, только обломков поменьше и постамент не бетонный, а гранитной плиткой облицованный. А перед табличкой стоят дяденька и тётенька – приезжие, видать.
– Бож-же! – стонет она. – Масляной-то краской зачем? Ещё и зелёной!
– Чтоб никто починить не смог, – отвечает Петька. А морда у самого – серьёзная-серьёзная. Поглядел на него – чуть плюху не отвесил, честное слово!
– Ну вот видишь? – порывисто поворачивается она к мужу своему, или кто он ей там. – Умеют же люди славу героям воздать! Своим, местным… А почему у нас в Питере ни одной такой машины не поставили? Тоже ведь, наверное, подбивали…
– Ставить некуда, – буркнул он. – Все пьедесталы заняты.
– Так и у нас тут раньше Циолковский стоял, – не выдержал и вмешался я.
– Циолковского-то за что? – ужаснулся он.
– А чтоб в будущее не заглядывал! – огрызнулась она.
Тоже, наверное, разведутся скоро. Как мамка с папкой.
Взяли мы с Петькой в мини-маркете полторашку (Мундыч к тому времени вроде как уже в себя пришёл, узнавать нас начал). Принесли, расспросили кое о чём. Он аж глаза вылупил.
– Вы что, – говорит, – вчера, что ли, родились? Да кто ж настоящую машину времени, хотя бы и подбитую, на пьедестал поставит? Настоящую машину, чтоб ты знал, который год в подвалах хроноразведки по винтикам разбирают – и всё без толку… А то, что на постаменте, – так, муляж. Местный скульптор соорудил.
– Один в один?
Усмехается Мундыч:
– Жди! Один в один! А секретность? Вообще ничего похожего… И всё равно воруют. То одну детальку с постамента сопрут, то другую…
– А как она вообще выглядит, машина времени? Если не поломанная…
– Да кто ж её знает! – сказал Мундыч. – Я ведь в полиции стажировался…
– Ну расскажи что-нибудь!
– Что рассказать?
– Н-ну вот… самое крупное твоё дело там какое было?
Неспешно выцедил стакан, утёр губы, начал: