Грехи отцов. Том 1

Я очень хорошо знала, что он втайне ненавидел любое отклонение от сексуального поведения, которое считал нормальным. В течение первого года нашей супружеской жизни, когда наши физические отношения были совершенны, я изумлялась, что его консерватизм и пуританские убеждения позволяют ему быть таким чувственным. Но, когда стала старше, я поняла, что чувственность Корнелиуса в отношениях со мной проявлялась не вопреки его пуританизму, а благодаря ему. Я помню рассказы о старомодных мужчинах, которые, привыкнув к женщинам, облаченным в замысловатые одежды, падали в обморок при взгляде на женскую лодыжку. Вид Корнелиуса, сбросившего не только рубашку, но и свое чопорное среднезападное воспитание, даже теперь, после многих лет супружеской жизни, приводил меня в лихорадочное возбуждение.

Возбуждение оскорбило меня. Прикинувшись совершенно спокойной, я сказала бесцветным голосом:

— Если ты хочешь сделать меня счастливой, Корнелиус, тогда, пожалуйста, возвратимся к соглашению, достигнутому в апреле. Я знаю, что ты любишь меня, и мне этого достаточно. Нет необходимости демонстрировать эту любовь физически, поэтому ты не должен считать, что обязан это делать.

Он сразу поднялся с постели и быстро пошел к двери.

— Корнелиус...

— Ладно, — сказал он. — Я дурак. Сожалею, что побеспокоил тебя. Спокойной ночи.

Дверь закрылась, и я снова осталась одна. Я немедленно погасила свет, так как не могла видеть пустое место, где он только что лежал рядом со мной, мужество покинуло меня, и я разрыдалась.

Иногда мне бывает смешно, что в мыльных операх сильная страсть представляется как роскошное, волнующее, но безмятежное чувство, наполненное музыкой скрипок и вереницей никогда не кончающихся золотых солнечных закатов. В жизни все по-другому. Страсть губительна, внушает ужас, разрушает дома, разбивает жизни, и под маской внешнего лоска непреодолимой страсти скрывается темный омерзительный мир страданий и утрат.

Я вышла замуж в первый раз за Ральфа Фоксуорса, когда мне едва исполнилось семнадцать, чтобы сбежать от своей семьи. В двадцать лет, будучи на пятом месяце беременности вторым сыном, я встретила Корнелиуса. Через три дня я стала с ним жить, и к тому времени, когда Эндрю появился на свет, я уже готовилась к новому замужеству.

Я была все еще очень молода. Я думала, если мы с Корнелиусом любим друг друга, золотые солнечные закаты и волшебные скрипки нам обеспечены. Я надеялась, что смогу вынести потерю обоих сыновей, отданных под опеку Ральфу, если у меня будут еще дети, и считала, что вместе с Корнелиусом, мы легко переживем любые удары судьбы.

Однако золотой солнечный закат не наступил. Скрипки играли сладко короткое время, а потом смолкли. Теперь я вижу жизнь совершенно по-другому.

Я не религиозна, хотя, конечно, хожу в англиканскую церковь на Пасху и Рождество. Но я пришла к убеждению, что существуют некоторые естественные законы, которые управляют делами людей, так же как и естественные законы, регулирующие жизнь на земле вокруг нас. Я поняла, что сильная страсть тоже действует по неумолимым законам; когда вы обмениваете своего мужа и детей на рай, вы не должны удивляться, если оказывается, что рай дороже или намного дешевле, чем вы заплатили.

Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять это, так как первые два с половиной года нашей совместной жизни были исключительно счастливыми, омраченные только тем, что мне не разрешали видеть сыновей. Но 7 сентября 1933 года (в годовщину этого дня я всегда чувствую себя больной под грузом несчастья), Корнелиус сообщил мне, что он стал бесплодным из-за свинки, которой переболел несколькими годами раньше. Мы ничуть не удивились, что это открытие повлияло на нашу интимную жизнь, и согласились, что должно пройти какое-то время, чтобы можно было приспособиться к этой ситуации, но нам никогда не приходило в голову, что наша совместная жизнь начала разваливаться. Некоторое время мы чувствовали себя неловко. Наконец Корнелиус преодолел свои трудности, но вскоре, непонятно как, Они вернулись. Он обращался к различным врачам, все они говорили, что нет физических причин для нарушения нормальных сексуальных отношений, но этот единодушный диагноз не привел к положительным результатам. Корнелиус становился все более напуганным, я все более нервной, и даже в те редкие моменты, когда мы ухитрялись осуществить брачные отношения, это время всегда было очень коротким и слишком отягощенным беспокойством, чтобы дать ощущение удовольствия, которое считалось само собой разумеющимся в прошлом.