Однако теперь я знаю, что в этом мире нет справедливости. Я никогда не смогу оправдаться перед своим отцом в том, что не исполнил свой долг перед ним, так же как не смогу исправить того, к чему привел тебя, веря, что дам тебе счастье, которого ты заслуживаешь. Теперь я понимаю, что мы обманывали себя, полагая, что наш брак может быть счастливым. Я не стою тебя, не гожусь для жизни. Демон насилия не дает мне жить.
Мне удавалось как-то жить до сих пор лишь потому, что я направлял насилие наружу. Это позволяло мне быть в ладу с самим собой. Но теперь, когда мое самолюбие ущемлено, насилие обратилось внутрь меня. Возможно, это и есть то, чего я хотел. Иногда смерть не есть худшее для человека. Жизнь с тем, что осталось ему, — хуже.
Я так тебя люблю, что не могу до конца поверить в то, что ты разлюбила меня. Но даже если это случилось, пожалуйста, прости меня за все то горе, что я причинил тебе, и поверь, я ухожу во мрак с мыслями о тебе и о тех радостных мгновениях, что я пережил с тобой.
Всегда с любовью, Скотт».
Я вошла в ванную и опустилась на колени перед красной от крови водой. Его тело еще не остыло, но он был мертв. Прижавшись к нему щекой, я поглаживала его волосы и видела умирающего в Далласе Кеннеди, платье Джеки, испачканное кровью, грязную войну во Вьетнаме и горящие города Америки. На фоне проносившихся передо мной картин насилия мы со Скоттом уже не были в центре, а растворились в потоках крови, насилие надвигалось на нас, чтобы разрушить и поглотить наши жизни.
Я сказала вслух:
— Мне необходимо увезти его в тихое место.
Вдруг меня охватила страстная жажда покоя и тишины. Невозможно было больше терпеть насилие. Прочь, куда-нибудь подальше. Надо все начать сначала, но как это сделать, как выпутаться? Я все еще стояла на коленях перед кровавой ванной, гладила его темные волосы и, наконец, сказала:
— Надо что-то сделать.
Я пошла обратно в комнату, повесила на ручку двери снаружи табличку со словами «не беспокоить», и села на диван.
Некоторое время я так сидела. Начало темнеть. Я размышляла, надо ли звать полицию, но не было сил ни с кем разговаривать. Естественно было бы обратиться к отцу, но я не могла. Ни к нему, ни к кому-либо еще.
Стало темно, и я включила свет. Направилась к ванной, чтобы еще побыть с ним, но почувствовала вдруг, что не в состоянии открыть дверь. Я услышала свой голос: «Скотт мертв», — и как бы увидела себя в большом зеркале, увидела женщину в синем платье, всеми брошенную, раздавленную прошлым, парализованную настоящим и неспособную заглянуть в будущее.
— Скотт мертв. Мертв. — Я подумала о похоронах и обрадовалась тому, что знаю, где должна его похоронить. Надо только перевезти его в Англию. Наверное, это будет непросто. Я поняла, что мне необходима немедленная помощь, и мне сразу стало намного легче. Я подошла к телефону и попросила соединить меня с домом Себастьяна в Кембридже.
Себастьян сразу же взял трубку.
— Привет, это я. Послушай, извини, что я беспокою тебя, но умер Скотт — самоубийство, — и я не знаю, что делать. Я сейчас с ним и никак не могу сообразить, как перевезти его в Мэллингхэм. Может быть, ты поможешь. Я не могу просить об этом отца. Ты понимаешь, не могу.
— Подожди, давай разберемся и будем делать все по порядку. Ты уверена, что он мертв?
— Да.
— Ты сообщила в полицию?
— Нет еще.
— Где ты?
— В номере Скотта в «Карлайле».
— Хорошо. Теперь слушай меня и делай, как я скажу. Собери все свои вещи, а ключ оставь в спальне. Ясно? Хорошо, сделай это и возвращайся к телефону.
Я так и поступила.
— Молодец, — сказал Себастьян и продолжал. — Теперь осторожно выйди из гостиницы и иди домой, такси не бери. Никто не должен знать, что ты была в «Карлайле». Если у тебя это получится, то полиция начнет расследование с банка на Уиллоу- и Уолл-стрит, а там обо всем позаботится твой отец, прежде чем полиция доберется до тебя.
— Я поняла.
— Когда придешь домой, найми себе двух охранников. Пусть они в течение тридцати шести часов охраняют вход и никого к тебе не пускают, за исключением детей и еще кого-то по твоему указанию. Как только я прибуду, сразу же тебе позвоню. Если мне удастся сесть на утренний самолет из Лондона, то я буду у тебя завтра около шестнадцати часов. Понятно? Что-нибудь повторить?
— Нет, все ясно.
— И последнее: кровь есть?
— Да, — удивленно ответила я. — Он вскрыл себе вены. Вода в ванне красная от крови.
После паузы Себастьян сказал:
— Понятно. Перед тем как выйти из номера, тщательно осмотри себя — нет ли на тебе пятен крови. Никто не должен видеть, как ты уходишь.
— Ладно.
— Да... Вики, когда придешь домой, вызови доктора, хорошо?
— Да я вроде ничего, Себастьян, теперь, когда я знаю, что мне делать, я чувствую себя намного лучше. Мне нужен был твой совет.
— Но доктора все равно вызови, хорошо? Окажи мне такую любезность.
— Ладно, если ты так хочешь.
— Спасибо. Запомни, я приеду, как только смогу. Соберись с силами и держись до моего прибытия.
— Ладно. Не беспокойся обо мне, — сказала я и, положив трубку, потеряла сознание.