Грехи отцов Том 2

«Дорогая моя Вики, во-первых, я хочу тебя поблагодарить за то, что ты так оригинально соблазнила меня — ты бы привела в восторг самого Чосера! Я могу себе вообразить, как он пишет «Рассказы нью-йоркской женщины», где все любовные встречи происходят под покровом темноты.

Ну, оставим в покое средние века.

К несчастью, поскольку нам приходилось жить в настоящем времени, я не вижу, как мы смогли бы продолжать нашу вчерашнюю версию «Кентерберийских рассказов». Побывав не в одном круизе, я знаю, что обстановка, царящая на борту, никогда не может быть перенесена на берег, поэтому, поскольку наши новые, хотя и приятные, отношения не имеют будущего, я не вижу причин продолжать их после круиза. Лучше будет сохранить память о единственной замечательной ночи, чем болезненное воспоминание об эмоциональной неразберихе, чего, я уверен, мы оба хотели бы избежать.

Я желаю тебе благополучного возвращения домой и удачи в будущем.

Скотт».

Только когда я написал его имя, я понял, что я пытался писать с его голоса. Я перечитал письмо и был поражен — не столько его холодностью, самодовольством и стилизованным интеллектуальным безразличием, но фальшью, которая пронизывала все письмо с начала до конца. То, что я написал, не имело ничего общего с тем, что творилось в моей голове.

Я запечатал письмо, но понял, что не могу его отправить. Я порвал его. У меня оставались считанные минуты, но я понимал, что не могу покинуть корабль, не оставив ей записки. В конце концов, поскольку объяснить ничего было нельзя, а извиняться было бы трусостью, я просто написал:

«Вики, мне приходится прервать нашу встречу. Я не хочу этого, но должен. Если мы будем продолжать, то впереди нам ничего не светит, кроме неразрешимых проблем, так что единственное разумное решение — не запутывать ситуацию дальше. Но поверь мне, я всегда буду тебя вспоминать такой, какой ты была в прошлую ночь, когда ты, хоть ненадолго, но оживила романтическую сказку».

Я не захотел подписываться именем Скотта, поэтому я ничего больше не написал. Запечатав конверт, я оставил его в офисе казначея среди ожидающих доставки писем и постарался не думать о том, что она почувствует, когда вскроет письмо и обнаружит, что я захлопнул дверь, которую она таким чудесным образом приоткрыла.

Мне пришлось ждать полчаса в аэропорту, прежде чем я вылетел прямым рейсом в Нью-Йорк. Сдав багаж, я купил себе несколько журналов, но когда попытался их читать, понял, что мне трудно сосредоточиться. В конце концов я отложил их в сторону и стал думать о нашей встрече. Я говорил себе, что это случай — не больше чем химическая реакция между двумя людьми, которые при странных обстоятельствах оказались привлекательны друг для друга. Но это мало в чем убеждало. Я не мог понять, почему, когда я обнаружил, кто она, эмоциональная атмосфера вечера не была нарушена. Как я мог продолжать успешно заниматься с ней любовью после того, когда узнал, кто она? Я судорожно пытался найти объяснение своему поведению. Я даже начал опасаться за свое психическое здоровье.

Ее слова эхом раздавались в моем сознании.

— У тебя есть любовница в Нью-Йорке?

— Нет, я здесь совсем другой.

Она даже не спросила, что я имею в виду. Она знала, что я не Скотт. Она меня узнала, и что более важно, она приняла меня таким, какой я есть. И я тоже знал, кто она, и принял ее такой, какая она есть. Не дочь Корнелиуса Ван Зейла, или бывшая жена Себастьяна, или отягощенная всем этим кричащим и хулиганящим выводком мать. Но мой товарищ по несчастью, тоже оставшаяся в живых и забавляющаяся своей двойной жизнью. Мой компаньон по путешествию, так же как и я, терзаемая требованиями самодисциплины и движимая никому не понятными побуждениями. Это такой товарищ, о котором я всегда мечтал, который мог бы положить конец моему одиночеству. Это та женщина, которую я уже и не мечтал встретить.

Я даже не мог бы сожалеть, что она так хорошо знала мир, в котором жил Скотт. Это только увеличивало взаимопонимание между нами, потому что ей не требовалось ничего объяснять про Скотта. Она хорошо знала, кто такой Скотт, поэтому от нее не надо было ждать всех этих надоедливых вопросов, которые бы стали задавать другие женщины: где вы живете, что вы делаете, были ли вы когда-нибудь женаты... Я думал обо всех этих скучных вопросах и радовался их отсутствию. Затем я вспомнил, что в какой-то момент той ночью я сказал ей: «Но Тони был красивый — как ты можешь говорить, что я более привлекательный, чем был он?», и она лениво ответила: «Да, он был мил, но он был какой-то скучный, я всегда так думала, он был как Эндрю». И я вдруг подумал, как замечательно, что она знала Эндрю и Тони, и мне нет необходимости пускаться в утомительные объяснения.

У нас с Вики много общего в прошлом, и когда я думаю о нашем нынешнем окружении, я вижу еще одно преимущество Вики: ей все равно, сколько я зарабатываю и какой образ жизни я могу себе позволить: она сама богата. Одного этого факта достаточно, чтобы она отличалась от всех остальных женщин, которых я встречал во время моих странствий.