Грехи отцов Том 2

— Ты предложил восстановить его на работе? — Я пытался не выглядеть потрясенным.

— Да, ну, понимаешь, Алисия была так огорчена, а... ну, ладно, я считал, что, может быть, я немного поторопился, и... ох, черт с ним, какое это имеет значение! Во всяком случае, Себастьян отверг эту идею, так что мы оказались отброшенными назад к самому началу.

— Себастьян отказался от твоего предложения восстановить его на работе? — На этот раз я не смог скрыть своего недоверия.

— Да, это так. «Я не отказываюсь ни от одного слова, которое я сказал, когда ты уволил меня, — сказал он. — Я не вернусь, пока ты не откажешься от должности и не сделаешь меня старшим партнером». Тогда я так обезумел, что стал угрожать ему, что он не получит другой работы на Уолл-стрит, а ты знаешь, что он ответил? «Побереги свою энергию, — сказал он. — Я бросаю банковское дело. С меня достаточно. Делай все, что тебе придет в голову, — сказал он, — и увидишь, есть ли мне до этого дело. Я собираюсь уехать в Европу. Это единственное цивилизованное место, где можно жить. Мне довольно грубости, мещанства и искусственного общества».

— Он сошел с ума! — я вспомнил, как сильно Себастьян любил Нью-Йорк. — Он не может так сделать!

— Как раз это я и сказал ему: «Ты не можешь так сделать! — сказал я. — Ты подумал о матери? Ты не можешь жить за тысячу миль от нее! Что она будет делать?» — «Это ее проблема, — ответил он, — и я надеюсь, ты с удовольствием ее решишь». И он вышел. Боже мой! Должен сказать тебе, это были ужасные сорок восемь часов!

— Мне очень жаль, очень жаль. Я знаю, может показаться, будто это все по моей вине...

— Верно. Но, может быть, у нас будет хоть немного спокойствия, когда ты отплывешь в Европу. Слава Богу, ты скоро уедешь, — сказал Корнелиус, кладя письмо Вики в карман, и вышел из комнаты, не говоря больше ни слова.

В пятницу я отправил свое имущество — частично на хранение, частично — в упаковку — и, оставив квартиру, снял номер в гостинице «Карлайл», чтобы провести остаток времени в Нью-Йорке. Однако, поскольку я провел свой уик-энд на работе, я мало был в гостинице, и к тому времени, когда закончил свои дела, к ночи на понедельник я был так измучен, что сомневался, как смогу собраться с силами, чтобы дотащиться до своего номера. Я почти уже выходил из офиса в последний раз, когда зазвонил красный телефон на моем столе.

По-видимому, Корнелиус также допоздна задержался на работе, возможно, чтобы оттянуть момент, когда он должен будет вернуться в свою пустую квартиру. Алисия все еще была в Калифорнии, а Вики еще не ответила на мое письмо. Я был почти уверен сейчас, что она его никогда не получит.

— Да? — ответил я резко в красную трубку.

— Ты еще остаешься?

— Я собираюсь уходить.

— Хорошо, я подвезу тебя в жилые кварталы.

Некоторое время мы сидели в «кадиллаке» молча, но где-то севернее Кэнел-стрит он спросил:

— Слышно что-нибудь от Вики?

— Нет.

— Ох. Я отправил письмо. Я полагаю, ты думаешь, что я не отправил его.

— Совершенно верно.

— Ну, ты ошибаешься.

— Ладно, ошибаюсь.

Мы проехали в жилые кварталы немного дальше.

— Сожалею, но я был на следующий день так сердит на тебя, — сказал Корнелиус. — В конце концов, я весело провел День благодарения. Я получил большое удовольствие от ребят. Я чертовски счастлив, что у меня пять внуков.

«Кадиллак» остановился у светофора. Я выглянул из окна, на пустырь, и из-за усталости этот пустырь не показался мне таким безобразным.

— Но, разумеется, они еще очень юные, — сказал Корнелиус. — Они великолепны, но я на самом деле не могу разговаривать с ними, ты знаешь, не могу... Я не знаю, как за это приняться. Я пытался учить Эрика и Пола играть в шахматы, но они, по-видимому, не хотели этому учиться. Ах, Скотт, как насчет быстрой шахматной партии сегодня вечером? Только одну последнюю партию перед тем, как ты уедешь.

Мне пришлось согласиться, чтобы не выглядеть враждебным.

— Хорошо, не будем играть, если ты слишком устал, — сказал он беспокойно. — Тогда пообедаем и выпьем кока-колы.

— Давай. — Я с трудом собрался с мыслями. — Спасибо.

Пока мы ждали, когда пожарятся бифштексы, Корнелиус открыл кока-колу.

— Что ты думаешь о событиях в Юго-Восточной Азии? — спросил он. — Мне интересно знать, прав ли Джонсон, продолжая политику Кеннеди. Война хороша для большого бизнеса. Вспомни Корею.

— Конечно.

— Надеюсь, Эндрю не отправят туда. Я сделал все возможное, чтобы предотвратить это, но теперь он говорит, что хочет туда ехать. Разумеется, для Алисии это будет последней каплей. Боже, это был ужасный год. Между прочим, слышал ли ты что-нибудь о расследовании этого убийства? Конечно, это все заговор коммунистов. Я говорил Сэму еще в сорок девятом году...

Я мысленно отключился, и пока Корнелиус продолжал говорить, я смотрел на безобразную мебель в комнате, абстрактные картины, неясно навевающие мысли о насилии, шкафы нечитанных книг, пустые украшения пустой жизни.

Мы ели бифштексы молча. Неожиданно Корнелиус велел принести полбутылки красного вина и выпил все до капли. Наконец он сказал: