Грехи святого

— Чушь. Ты слишком поглощен ненавистью к своему отцу, чтобы быть способным любить кого-то еще. Все твое чертово существование основано на том, чтобы разрушить отца. Неужели ты не понимаешь, насколько это хреново? У нас будет ребенок, мы принесем в этот мир жизнь, а теперь я узнаю, что это всего лишь еще один кирпичик на твоем пути к тому, чтобы твой отец пострадал за то, что он сделал с тобой.

Я сжал челюсть.

— Господи, Мила. Это не… этот ребенок не был частью плана.

— Тогда скажи мне, что это ни разу не приходило тебе в голову после того, как ты узнал о дополнительном пункте в завещании моего отца. Скажи, что мою беременность, чтобы получить в свои руки эти акции, ты никогда не рассматривал.

Я зашипел и втянул воздух сквозь зубы.

— Не загоняй меня в долбаный угол.

Она насмешливо хмыкнула.

— Если ты считаешь правду чертовым углом…

— Прекрати, — предупредил я, указывая на нее разъяренным пальцем, который я должен был направить на себя. — Я дал тебе шанс уйти на хрен.

— Но по какой-то необъяснимой причине я все еще здесь. — Она широко развела руки. — Прошлой ночью, после твоего признания под воздействием алкоголя, я сто раз думала о том, чтобы уйти, черт возьми.

— Тогда почему ты этого не сделала? — Прорычал я. — Почему ты, блядь, не ушла?

— Потому что каждый раз, когда я думала о том, чтобы выйти за эту гребаную дверь, мне казалось, что каждая косточка в моем теле ломается пополам. — Жесткость в ее голосе полностью противоречила боли в ее глазах. По ее губам текли слезы. — Каждый раз, когда я думала о том, что не могу быть с тобой, мне было так больно, что я не могла дышать, Святой. Я не могла этого сделать. Даже после всего, что ты сделал, — ее губы дрожали, а глаза блестели, — я просто не могу уйти от тебя.

Я бросился вперед, схватил ее за руки и притянул к себе. Мой рот набросился на ее губы, вбирая в себя все сожаления, которые поглощали меня. Я хотел стереть свое предательство одним этим поцелуем, позволить ее боли поглотить меня, а не разрушить ее.

Ее тихий всхлип столкнулся с соленым запахом ее печали, проникшим в наш поцелуй, но это лишь заставило меня целовать ее крепче. Это придало мне еще больше решимости вложить все свои силы в этот простой акт страсти.

Она не колебалась. Не сделала ни одной попытки остановить меня. Ее губы разошлись и приняли мой язык, приняли мой натиск, несмотря на то что ее мир рушился… из-за меня. Из-за того, что я вторгся в ее жизнь, перевернул ее с ног на голову и разрушил каждый дюйм прочной опоры, которая у нее была. Чувство вины заставляло мои мысли метаться, подсчитывая каждую провинность, которую я совершил по отношению к ней. Но пока ее вкус взрывался у меня во рту, мне было все равно. Мне было наплевать на все, кроме того, что я должен владеть ею целиком и полностью.

Я обхватил ее за талию, мои руки скользнули вниз, чтобы обхватить ее задницу, сильнее прижимая ее к себе.

— Я ненавижу тебя, — прошептала она мне в губы.

— Скажи это еще раз.

Она схватила мою рубашку и сжала ткань в кулак, словно хотела оттолкнуть меня… но не оттолкнула. Вместо этого она сильнее притянула меня к себе.

— Я так тебя ненавижу, черт возьми.

Мой член больно уперся в брюки, и я сильно толкнулся в ее тело.

— Скажи это еще раз. — Я прикусил ее нижнюю губу и поднял руку между нами, зажав ее челюсть между пальцами. — Скажи мне, как сильно ты меня ненавидишь. — Я повернул ее лицо в сторону, на щеках блестели затянувшиеся слезы, а ее тело покачивалось на моем. — Скажи мне.

— Сейчас я ненавижу тебя больше, чем когда-либо. — В ее голосе звучала убежденность, но ее тело покорно прижималось к моему. Это было чертовски красиво — наблюдать за войной, которая бушевала внутри нее. Ее разум против ее тела. Ее сердце против души. И я пристрастился наблюдать, как ее тело управляет ее разумом, как ее сердце с готовностью жертвует душой ради меня. Мужчины, который требовал от нее так много. И мужчины, которому она с такой готовностью отдавала все. Я должен был бы ненавидеть себя за то, что позволил ей разорвать себя на части из-за меня. Но я этого не делал. Более того, я наслаждался ее мучениями, когда она постоянно боролась с тем, что чувствовала ко мне.

Я прикусил нижнюю губу, наблюдая за тем, как солнечные лучи танцуют по блеску слез на ее щеке. Даже ее боль была чертовски красивой. Мои пальцы впились в ее бедро, я рывком развернул ее и притянул к себе, ее задница дала моему члену необходимое трение, чтобы немного ослабить боль, которая владела каждой мышцей.

Я склонился над ее плечом, и ее рука поднялась, а ладонь задержалась на моей шее.

— Ты ненавидишь меня, но твое тело горит по мне. — Я ухватился за ткань ее платья и уверенными пальцами потянул его вверх по ее бедрам, и изысканный звук ее тяжелого дыхания запел в моей крови. — Как ты думаешь, почему?

— Хотела бы я знать, — прошептала она сквозь затрудненное дыхание, — потому что тогда я бы знала, как это остановить.

Я ухмыльнулся.

— И почему ты думаешь, что я позволю тебе это сделать?