Грехи волка

– Мэри знала, – продолжал Байярд дрожащим от волнения голосом. – Она заметила, что меня что-то невыносимо тревожит. В конце концов я все рассказал ей…

Он даже не заметил, как выпрямилась миссис Файф и какое страдание отразилось на ее лице. Но теперь она переживала не из-за его прошлого, а за себя.

Ее муж усмехнулся.

– Рассказал, что сидел в тюрьме! – недоверчиво протянул он.

– Да… – еле слышно отозвался Макайвор.

– И ты хочешь, чтобы мы тебе поверили? – мрачно поддержал Файфа Элестер. – Послушай, Байярд, это уже слишком. У тебя есть доказательства?

– Нет… Только то, что она позволила мне предоставить Аркрайту ферму, чтобы он молчал. – Муж Уны в первый раз поднял голову и посмотрел шурину в глаз-а.

История выглядела совершенно невероятной. Чего ради стала бы такая женщина, как Мэри Фэррелайн, терпеть человека с подобным прошлым, да еще и помогать ему? И все же Монк чувствовал, что, скорее, склонен поверить Макайвору.

Квинлен издал резкий смешок.

– Знаешь, Байярд, это даже неумно! – с улыбкой проговорил Кеннет, сняв ногу с каминной решетки и усаживаясь в ближайшее кресло. – Я бы на твоем месте придумал историю получше!

– Ты-то – несомненно! – сухо отозвалась Уна, с презрением посмотрев на младшего брата.

Впервые Уильям видел на ее лице выражение несогласия, даже недовольства, и это его удивило. Наконец-то всеобщий миротворец не выдержал! При взгляде на поджатые губы миссис Макайвор и резкую складку между ее бровей можно было только догадываться, какие чувства кипели у нее в душе. Невозможно было понять, знала ли она прежде о запятнанном прошлом Байярда. А может быть, это был момент, которого она дожидалась всю жизнь? Как же мог Монк не заметить раньше, что Уна бесконечно любит своего мужа, невзирая на его увлечение ее сестрой, и готова защищать его и от беспокойного прошлого, и от мучительного настоящего? Внезапно она предстала перед сыщиком в совершенно новом свете, и к его прежнему восхищению ее исключительным мужеством и выдержкой прибавилось преклонение перед подлинным величием этой женщины, переносящей испытания молча и с безмерным великодушием.

Он невольно взглянул на Айлиш, пытаясь понять, осознает ли она, что наделала, пусть даже невольно. Но на ее лице было написано лишь разочарование и страдание оттого, что она оказалась отвергнутой. Байярд в минуту отчаяния обратился не к ней, а к ее матери! Ею пренебрегли. И даже потом, позже, он не пожелал довериться ей. Как он мог! Почему ей приходится узнавать об этом при всех, от человека постороннего?

И хотя Монку это было неприятно, он прекрасно понимал чувства, обуревавшие миссис Файф в эту минуту, – одиночество, смятение, сожаление и одновременно желание отомстить. Все это было ему знакомо, потому что теперь он знал, что еще случилось в спасательной лодке много лет назад. Он тогда так старался, и все же героем оказался кто-то другой. Тот, кто исправил его оплошность и все же спас моряка с тонущего судна. Сыщик мысленно видел этого мальчика, годом или двумя старше его, балансирующего на скользкой палубе с риском свалиться за борт, промокшего до нитки, но бросающего канат, а потом торопливо вытягивающего человека из страшной пучины.

Никто тогда не сказал Монку ни слова, не упрекнул его, но у него в ушах до сих пор звучали похвалы тому, другому мальчику – не за ловкость, а за смелость! Это-то и было особенно больно: его хвалили за сообразительность, самоотверженность и смелость – качества, обладать которыми юный Уильям стремился превыше всего!

То же самое сейчас испытывала и Айлиш, больше всего мечтавшая о любви и доверии.

Все присутствующие смотрели теперь на детектива, ожидая, чтобы он высказал свое суждение. Наконец, Квинлен не выдержал. Однако начал он довольно неожиданно.

– Если вы всему этому верите, значит, вы просто глупцы! – с горечью произнес Файф. – Пора звать полицию, пока этого не сделал Монк. Или вы намерены и от него откупиться? Теперь, когда эта история уже всплыла, скандала все равно не избежать. – Он оглядел собравшихся. – Это – дело рук кого-то из нас. Никуда от этого не денешься.

– Скандал, – задумчиво и очень сосредоточенно проговорила Дейрдра. – А может быть, Байярд говорит правду, а матушка платила Аркрайту ради того, чтобы избежать скандала?

Наступило долгое молчание. Потом Уна обернулась к мужу:

– Почему ты не объяснил этого?

– Потому что не верю в это, – твердо ответил Макайвор, глядя ей прямо в глаза. – Мэри не могла так поступить – не тот это был человек.

– Разумеется, могла! – буркнул Элестер и, только потом поняв, что, собственно, он сказал, смущенно посмотрел на Уну.

– Думаю, на сегодня хватит, – решительно заявила та. – Правды мы не знаем…

И тут впервые за все время заговорила Эстер.

– Миссис Фэррелайн в поезде несколько раз упоминала мистера Макайвора, и всегда с симпатией, – очень тихо произнесла она. – Не думаю, что она платила шантажисту только для того, чтобы спасти семейное имя от скандала. В этом случае она постаралась бы от него избавиться, куда-нибудь отправить…