Грехи волка

Лэттерли почувствовала, как дрожь пробежала по ее телу – не столько от услышанного, сколько от того, каким тоном это было сказано.

– Вы х-хотите сказать: ф-фальшивые деньги? – пробормотала она.

– О да, фальшивые… совершенно фальшивые! Но они, должно быть, делают их чертовски здорово, если сумели так долго продержаться! – Сыщик шагнул вперед и, взяв у девушки фонарь, склонился над станком, чтобы получше разглядеть его. – Да здесь есть все что угодно! – продолжал он. – Разные банкноты в один фунт, пять фунтов, десять, двадцать… Смотрите, билеты всех шотландских банков – Королевского, Клайдсдейлского, Лайнен-банка… А вот банкноты Английского банка! А это, похоже, немецкие, а здесь – французские. Набор достаточно пестрый, но, клянусь небом, сделаны они превосходно!

Эстер заглянула ему через плечо, чтобы тоже рассмотреть металлические пластины:

– Откуда вы знаете, что их сделали давно? Может быть, они совсем новые?

– Богатство этой семьи восходит к далеким дням, – ответил детектив. – Еще ко временам Хэмиша. Подозреваю, он и сделал первые гравюры. Помните, что говорила о нем женщина в церкви? И Дейрдра упоминала что-то насчет его способностей копииста. – Уильям взял одну из пластин и стал внимательно изучать ее. – А вот эта – нынешняя купюра. Посмотрите на подпись.

– Но если они делают и новые деньги, кто же рисует их теперь? Для такого занятия человека со стороны не наймешь!

– Нет, конечно. У меня есть мысль, которая должна вам понравиться: думаю, это Квинлен. Неудивительно, что он так чертовски надменен! Знает, что родственники не смогут обойтись без него. И они это знают. Он держит их на крючке. Бедняжка Айлиш! Видимо, она была той ценой, которую он назначил.

– Но это же чудовищно! – в ужасе проговорила девушка. – Никто… – Она замолчала. То, что она собиралась сказать, звучало глупо, и Эстер сама это понимала. С незапамятных времен женщин отдавали замуж во имя семейного честолюбия или корысти, а то и ради чего-нибудь похуже. Айлиш, по крайней мере, осталась дома и тоже пользуется богатством семьи. К тому же Квинлен – примерно ее возраста, не урод и не пьяница, здоров и не имеет физических недостатков. Возможно, он даже поначалу был к ней внимателен, пока она не предала его, нечаянно влюбившись в Байярда. Или это Уна в целях самозащиты выдала свою необыкновенную младшую сестру за человека, который способен совладать с ней и не потерпит своеволия?

Бедная Уна – она просчиталась. Быть может, Айлиш и Байярд не запятнали честь семьи, но над своими чувствами не властен никто.

Монк аккуратно положил пластины на прежнее мест-о.

– Думаете, Мэри знала? – прошептала мисс Лэттерли. – Надеюсь, что нет. Стоит только подумать, что она причастна ко всему этому… Я понимаю, это не так отвратительно, как мучить людей, это всего лишь жадность, и все же…

Лицо Уильяма сделалось жестким. Глаза его сверкнули, а лоб и щеки прорезали глубокие морщины.

– Это гнусное преступление! – сквозь зубы процедил он. – Вы считаете, что оно обходится без жертв, потому что ничего не понимаете. Что бы вы стали делать, если бы вдруг оказалось, что половина имеющихся у вас денег ничего не стоит, причем неизвестно, какая именно половина? Как бы вы жили? Кому могли бы доверять?

– Но я… – Медсестра не нашлась что ответить и умолкла.

– Люди станут бояться что бы то ни было продавать, – горячо продолжал детектив. – Торговать вы сможете, но как? Кто решится купить то, что вы предлагаете, и продать вам то, в чем нуждаетесь вы? С тех пор, как люди стали приобретать разные товары и услуги, с тех пор, как каждый занимается своим делом и все вместе мы сотрудничаем друг с другом для общей пользы, мы пользуемся единым средством обмена – деньгами. По сути, с того времени, как появилось то, что можно назвать цивилизацией, и мы осознали, что являемся не просто толпой отдельных людей, каждый из которых существует сам по себе, с тех пор, как мы создали общество, его стержнем стали деньги. Оскверните их, и вы подрубите самые его корни!

Эстер не сводила с детектива глаз, все больше проникаясь сознанием величия того, о чем он говорил, и размерами возможной катастрофы.

– То же самое и со словом! – продолжал Монк с лицом, пылающим от возбуждения. – Слова – это средство нашего общения. То, что возвысило человека над животными. Мы обладаем способностью думать, формулировать свои идеи, с помощью письма передавать их из одного края земли на другой, от поколения к поколению. Оскверните наши взаимоотношения лестью и фальшью, а наши слова – ложью, пропагандой, самовольной подменой их значения, попробуйте спекулировать их смыслом, и мы утратим связь друг с другом! Каждый из нас окажется в одиночестве. Все рухнет. Мы неизбежно погрязнем в трясине лицемерия. Подлог, продажность и предательство – вот настоящие грехи волка. – Он умолк, глядя на девушку так, словно только что осознал ее присутствие.

– Волка? – переспросила она. – Что это значит? Почему волка?