— Мне гораздо лучше, так как я могу нормально дышать в этой одежде. Спасибо.
— За что? — Она вскинула бровь.
— За леггинсы и футболку.
Она рассматривала мою одежду с неодобрительной хмуростью, медленно появляющейся на ее лице.
— О, дорогая Мила. Я не уверена, кто дал тебе это, — она с легким отвращением указала сначала на леггинсы, потом на футболку, — но могу тебя заверить, что это не я. На самом деле, если это была я, то кто-то должен позвонить моему психотерапевту, потому что я явно сошла с ума.
— Ты не...
— Нет. Определенно нет.
— Тогда кто... — Но я поняла это еще до того, как закончила предложение. — Святой.
Елена поджала губы и положила руку на бедро.
— Что ты сделала с моим племянником? — Ухмылка на ее лице выражала веселье.
Я вздохнула.
— Лучше спросить, что твой племянник сделал со мной.
Ухмылка на ее лице не сходила с лица, когда она сидела на диване под окном каюты, неторопливо скрестив ноги.
— У меня такое чувство, что динамика между вами изменилась. Я права?
— Я не знаю, что на это ответить. — Я откинула волосы назад и провела пальцами по кончикам. — Я никогда не чувствовала себя такой растерянной. Никогда. Во-первых, он просто чудовище. Жестокий. Беспощадный. И я его ненавидела. — Я уставилась в открытое пространство. — Но потом...
— Он изменился?
Я подняла глаза на Елену.
— Нет. Думаю, не изменился.
Откровение начинало становиться ясным, но я не могла понять, что это такое. Как будто мой разум не был настроен на понимание чего-то настолько сложного, как то, что я чувствовала.
— Он убил моего друга у меня на глазах. Он похитил меня и заставил выйти за него замуж. — Мой взгляд упал на пол, и я больше не разговаривала с Еленой, а пыталась разобраться во всем самостоятельно. — Сначала... его прикосновения обжигали. Мне было больно. Я хотела оказаться от него как можно дальше. Но когда Сэйнт пришел за мной, когда он держал моего брата на мушке, перерезав горло какому-то телохранителю, — я закрыла глаза от воспоминаний, а потом открыла их, чтобы посмотреть на Елену, — я захотела пойти с ним. Не потому, что боялась или опасалась его, а потому, что... хотела быть с ним.
Выражение лица Елены не изменилось, но в ее глазах появился блеск, как будто она знала об этом с самого начала. Я встала и начала вышагивать.
— Что за человек я такой? Неужели это делает меня сумасшедшей, что я хочу быть с таким человеком, как Сэйнт? С человеком, у которого нет ни одного искупительного качества, и который неоднократно доказывал, какой он на самом деле мудак?
Елена захихикала, ее смех - тонкий звук утонченности.
— Я люблю своего племянника, но да, он и в лучшие времена бывает засранцем.
Я сделала паузу и бросила на нее косой взгляд.
— И почему мне так чертовски легко говорить с тобой, как будто я знаю тебя всю жизнь?
Ее улыбка была теплой, когда она похлопала по креслу рядом с собой на диване.
— Садись, Мила.
Я опустилась рядом с ней, откинула голову назад и прикрыла глаза рукой.
— Мне так плохо.
— О, перестань. Не будь такой мелодраматичной. Тебе просто нужно научиться правильно разыгрывать свои карты, и когда их разыгрывать.
Я повернула лицо в ее сторону и сузила глаза.
— Что ты имеешь в виду?
Ее лукавая улыбка заинтриговала меня.
— Такие мужчины, как Сэйнт, жаждут власти. Контроля. Все это, — она помахала рукой в воздухе, — связано с авторитетом и влиянием. Чем больше мужчина доминирует, тем больше он убеждается в собственном превосходстве...
— Чем больше растет его эго?
— Тем больше он держится начеку. Тем сильнее давление на него, чтобы он оставался на вершине. — Она переключилась. — А теперь представь, что ты находишься на вершине бушующей войны за власть и деньги, кровь и месть. Тебе постоянно приходится пересекать границы, раздвигать рамки общественной морали, не позволяя себе ни единого момента, когда твои самые простые человеческие эмоции могут выйти на поверхность.
Я сидела, внимательно вслушиваясь в каждое ее слово.
Она убрала со щеки светлую прядь волос.