Греховная погибель

— Ставрос, — шепчу я и округляю глаза от осознания всего ужаса. — Он связан с Нико. Если Нико выберется, то и он сможет. И если Ставрос помогал Уриэлю скрывать меня, может… может быть, он ещё работает на него и выпускает слабых демонов.

— Ты действительно думаешь, что у Ставроса есть такая сила? — Кейн усмехается.

— Когда-то он был самым могущественным колдуном на Земле, — отвечает Николай. — И единственное, что хуже могущественного колдуна — тот, кто любит мстить. Поверьте. Я уже однажды испытал на себе всю тяжесть его мести.

— Проклятье, — ругается Кейн. — И? Люк просто позволит своим бездомным собакам свободно бегать?

— Ты же знаешь, какой он, — подхватывает Андрас. — Если это ни хрена его не затрагивает, ему плевать

— Но это его затрагивает, — добавляет Феникс и смотрит на меня. — Он хочет Иден. Хотел её, когда Призывал. Хотел, когда увёл в подземный мир. Кто сказал, что он всё ещё не хочет её?

— Но он отпустил меня, — поправляю я и смотрю на Легиона, понимая, что он вернулся в ту спальню, когда пришёл за мной. Я думала, что ему придётся пробиваться с боем, а Люцифер оставил ему дверь открытой. — Верно?

— Он играет в какую-то игру, — отвечает он. — Люцифер горд и хочет, чтобы ты пришла к нему по собственной воле. Не мог просто забрать, поэтому шантажировал. И когда ты так и не поддалась, он отпустил тебя. Может, это способ вернуть тебя.

Вкус правды так горек на языке, что я с трудом сдерживаюсь, чтобы не сплюнуть. Потому что на несколько мгновений, когда Люцифер кружил меня по великолепному бальному залу в своём огромном доме, а его двор наблюдал с завистью, я почувствовала к нему нечто иное, чем чистую ненависть и презрение. Я увидела в нём то, что заставило меня захотеть остаться ещё ненадолго. И в те мучительные минуты, когда он очаровывал меня обаянием и силой, я начала понимать, что человек — чудовище, — которого почитали величайшим злодеем в мире, вовсе не злодей. Его неправильно поняли? Да. Он эгоист? Точно. Но в мире были существа и хуже. Кроме того, его разновидность зла я могла понять. При определённом взгляде он очень походил на меня. Люцифер никогда не изменится, и мне это не нужно. И моё несомненное признание того, кто и что он есть, пугает больше всего. Он показал мне тьму. Показал сумасшествие и разврат. А я сидела и смотрела, не вздрагивая, не отворачиваясь. Потому что он сделал то, чего не смог сделать Легион. Он показал мне своё истинное «я» и не стал извиняться. Он не скрывал своего уродства, а демонстрировал его с гордостью, без капли сомнения или стыда.

И, как ни странно, после этого я комфортнее восприняла себя. И всё же этого мало. Никогда не хватит, чтобы заставить меня отвернуться от Легиона. Неважно, что было в моих полуночных иллюзиях.

— Ну и что теперь? — спрашивает Тойол, вырывая меня из печальных размышлений

— Андрас, Лилит, как у нас с подготовкой к вечеринке? — спрашивает Легион.

— Почти всё готово, — отвечает Андрас.

— У вас два дня. Айрин, с твоего разрешения, мы хотели бы немедленно приступить к осуществлению нашего плана.

Наблюдатель кивает.

— Разрешение получено. Я разошлю приглашения. Уверена, все гадали, почему здесь так тихо.

— Спасибо, — благодарит Легион, кивая, прежде чем повернуться к Андрасу и Лилит. — Что вы можете рассказать о подготовке?

Лилит радостно улыбается, так же, как и в тот раз, когда я наткнулась на их сеанс планирования.

— Тема — Венецианский маскарад. Блеск, гламур, с оттенком мрака и сексуальности. К тому же для нас прекрасная возможность оставаться скрытыми, что даёт дополнительный уровень защиты.

— Маскарад? Но если все будут в масках, как мы узнаем, кто есть кто? — спрашиваю я, в замешательстве нахмурившись.

— По запаху, — отвечает Легион, не смотря на меня. Он в режиме лидера. — Нужно включить наблюдение, которое работало бы двадцать четыре часа в сутки. Тойол?

— Есть. Ещё я работал над устройствами слежения, которые должны быть исправны в течение дня.

— Хорошо. Джинн, Феникс, вы будете следить за толпой. Сливайтесь с ней, слушайте разговоры, отмечайте любое подозрительное поведение. Серафимам будет неудобно в такой обстановке. Они будут напряжёнными, скорее всего, оставаясь на задворках толпы. Вы не увидите, чтобы они пили или вели себя непристойно.

— Другими словами они будут вести себя скучно, — закатывая глаза, замечает Каин.

— Более того, — вмешивается Адриэль. — Серафимы считают себя высшими существами, и лишь Всемогущий превосходит их силу. Если они видят в людях не более чем муравьёв, то другие, более мелкие существа — сама грязь у них под ногами. Вампиры, колдуны и им подобные — мерзости, по их мнению.

— Тогда, на кой хер им приходить? — выплёвывает Каин.

— Затем, что, какими бы высокомерными они ни были, не оставят камня на камне, — отвечает Легион. — Они чувствуют, что даже сейчас выполняют Божью волю. Возмездие. В своё время они поскользнуться, ибо близок день их бедствия. И на них надвигаются события. Серафим — это рука Божья. Они — сама месть.

Я качаю головой и спрашиваю:

— Но это месть Уриэля, а не Бога. Остальные это должны понимать.