Греховная связь

Слишком поздно для чего? Если бы он только знал! Что было делать? Что он мог сделать? Он попытался снова дозвониться, но ничего не получилось. Нельзя же вот так взять и заявиться к Калдеру, обозвать лжецом и потребовать, чтобы тот представил ему Алли. Если бы Клер была здесь — или Джоан! Им бы ничего не стоило заскочить к Калдеру, как бы между делом — и потом на женщину этот одержимый так бы не отреагировал. Но они в Сиднее, и расхлебывать все придется ему самому.

С тяжелым сердцем Роберт медленно побрел к кабинету и попытался заставить себя взяться за работу. Где-то в полдень легкий шум у крыльца нарушил сосредоточенную тишину дома, и он пошел посмотреть, в чем дело. Со второй почтой принесли одно письмо; видно, почтальон заглянул и, увидев, что входная дверь открыта и никого нет, бросил письмо на дубовый поднос. Узнав почерк Клер, Роберт поспешил открыть конверт. Оттуда выпала коротенькая записка „Только что прибыли, доехали отлично, клиника тоже отличная“. Хоть здесь все в порядке, подумалось ему. Слава Богу, хоть Клер в порядке и на месте. А что с Алли?

Ухо его уловило негромкий звук в столовой Он пересек холл и распахнул дверь. На полу на коленях, склонившись над грудой бумаг, спиной к нему стояла Алли. Роберт почувствовал себя полнейшим идиотом — а он-то совсем извелся.

— Алли! Где это ты пропадала? Я так переволновался!

Она только еще глубже зарылась в свои бумаги; пряди волос совершенно закрывали ее лицо.

— Да все в порядке, — голос ее был ровный, даже монотонный, лишенный эмоций, руки лежали на груде бумаг около колен, и видно было, что она не хочет говорить с ним и даже посмотреть на него.

— Малость простудилась. Вот и все. Сейчас со всем этим разберусь, посмотрю, что осталось для выставки и отнесу туда по дороге домой.

Он замешкался на пороге ощущая какое-то смутное беспокойство, но не понимая его причины.

— Послушай, Алли… я подумал, что кому-то из нас надо было тогда позвонить твоему отцу и сказать, что ты задерживаешься, и объяснить причину. Мне что-то…

— Да все в порядке. Нечего беспокоиться. Никаких проблем… — Снова он почувствовал, как его поставили на место.

— Я беспокоюсь о тебе, Алли, — разозлился он. — А когда увижу твоего отца, то скажу ему. — Он повернулся и хотел выйти.

— Нет! — Крик явно вырвался у нее помимо воли. — Нет! Нет! Не надо!

В два прыжка он очутился перед ней, расшвыривая горы бумаги, схватил за плечи и посмотрел в глаза. То, что увидел Роберт, отбросив белый водопад волос с ее лица, ошеломило его.

— Боже мой, Алли! Что случилось? — В нем закипала ярость, он готов был взорваться. — Кто, черт побери, сделал это?

Только глаза можно было узнать на опухшем от ран и синяков лице, но и в них была такая безнадежная тоска, какой он никогда не видел. Она смотрела на него сквозь щелки глаз, черных и заплывших от побоев. Одна скула была расцарапана, словно девушка ударилась о дверь или стену; а другая — рассечена, причем такую рану явно мог оставить мужской перстень. Губы распухли и посинели. Роберт почувствовал, как к глазам подступили слезы.

А она уже плакала, тихо и безнадежно, как побитый ребенок.

— Ну, ему это так не пройдет! — Он еще никогда не испытывал такого гнева. — Я пойду в полицию, Алли. Я засуну его за решетку — пожизненно!

— О, Роберт! — Даже голос у нее изменился. Казалось, это говорит не юная девушка, а умудренная горьким опытом женщина. — Чего хорошего из этого выйдет?

— Что ты хочешь сказать?

— Он всегда так, когда напьется. Говорит, что я похожа на мать.

— На твою мать?

— Она была танцовщицей — разъезжала с труппой по стране. Они приехали сюда из Америки, но она англичанка. — Теперь ему стало ясно, откуда взялась у нее та неавстралийская интонация, которая так привлекла его. — Он влюбился в нее. Предложил свой дом. Но она не могла его выносить. Нашла другого и сбежала. А он не забыл и не простил. Говорит, что все женщины врожденные лгуньи и шлюхи, и это можно только силой выбить из них.

— Но ты, Алли! Ты?

„Ты сама невинность, — вертелось у него на языке. — Как ему в голову могло прийти наказывать тебя, бить…“ Его трясло от негодования И если бы сейчас в дверь вошел Джим Калдер, он прибил бы его на месте. Чтобы человек мог сделать такое…

— О, Алли, бедная девочка, бедняжка, милая…

Чувства в нем смешались и, казалось, весь мир перевернулся. Только сейчас вся боль выплеснула из нее; горькие слезы полились по избитому лицу. Ее слезы отдавались в нем острой болью: он чувствовал, как внутри все кровоточит и разрывается. Девушка боялась поднять на него глаза, ей было стыдно от того, что ее избили, как будто она сама была виновата Ему хотелось помочь ей, исцелить, вобрать ее в свою душу. Он чувствовал, как маленькое тельце трепещет в его руках, вдыхал нежный, детский запах волос, смешанный с резким запахом горя. С бесконечной нежностью он обнял ее. Она прильнула к нему, погрузилась в его объятье, словно там и родилась. Не выпуская ее, он прижался губами к макушке и погладил гладкие светлые волосы. Потом повернул ее заплаканное лицо и поцеловал в губы.