Греховные клятвы

Я не слышу ответа, только топот другого человека. Моя грудь сжимается, а тело дрожит, пока я пытаюсь держать себя в руках ради Софии. Я буду оберегать ее до последнего предсмертного вздоха. Я не позволю им причинить ей боль.

Они начинают уходить, увеличивая расстояние между нами, и я вздыхаю с облегчением. Мы можем спрятаться здесь, пока они не поймут, что не могут нас найти.

София издает слабое хныканье, и вдруг дверь распахивается, и перед нами предстает человек в маске, его зубы желтого цвета, и он оскаливается.

— А вот и вы двое. — Его бездушные карие глаза скользят по моему телу, и мои внутренности сворачиваются от отвращения.

— Пожалуйста, только не трогайте ее, — умоляю я, прижимая к себе обеими руками всхлипывающую Софию. — Все хорошо, милая. Я рядом.

— Не волнуйся. — Он хихикает, гладя ее по голове, и она подпрыгивает. — Ты идешь с девочкой.

Затем, в мгновение ока, появляется еще один парень в маске, бросается к нам и хватает меня за руку.

— Нет! — кричу я, отпихивая его, пытаясь вырваться, в то время как другой парень хватает Софию, оттаскивая ее от меня.

— Элси! — кричит она.

Наши руки все еще держатся, но чем сильнее они оттаскивают нас друг от друга, тем медленнее они расходятся, пока все, что мы можем чувствовать, — это кончики пальцев друг друга. Пока и они не исчезнут.

— Не трогайте ее! — кричу я им.

Но они игнорируют меня, вытаскивая нас из комнаты и ведя по коридору, пока мы не оказываемся в каморке.

Там нас ждут два стула, и я перевожу взгляд с мужчин на Софию, когда они усаживают ее на один из них. Сияние на ее лице сменилось паникой.

— Я здесь, милая. Я буду держать тебя в безопасности. Обещаю.

Но я лгу. Я ни черта не могу сделать.

— Сейчас свяжу ее, — говорит парень, достает из кармана молнию и обматывает ею запястья Софии, пока она плачет, слезы застилают ей щеки.

— Вы животные! — Я борюсь с руками, держащими меня в заложниках, пока он пихает меня на другой стул. — Она всего лишь ребенок! Отпустите ее. Ты понимаешь, что сделает с тобой ее отец, когда узнает, что ты натворил?

— Ни черта он не сделает, потому что не знает, кто мы такие, — огрызается он, стискивая мою челюсть, его дыхание такое же мерзкое, как и его душа. — И когда он вернется домой, нас не будет рядом, чтобы поздороваться.

— Заткнись, на хрен, — ворчит другой, и он тут же это делает.

София продолжает плакать, а я делаю все возможное, чтобы успокоить ее. Как, черт возьми, я смогу вытащить нас из этого? У меня даже нет с собой пистолета Майкла. По глупости я оставила его в спальне, в ящике стола. Я не хотела, чтобы София увидела его и испугалась, но это было ошибкой. Если бы он был у меня, я, возможно, смогла бы спасти нас.

Но их двое, а я одна. Может быть, я обманываю себя.

И тут я понимаю, что людей Майкла нигде нет. Они замешаны? Они мертвы?

О, Боже. У нас нет ни единого шанса, не так ли?

Мужчина берет меня за запястья, и я сжимаю кулаки, ладонями вниз, а он пристегивает мои руки хамутами к спинке стула.

Бездушные монстры. Дикари. Жаль, что здесь нет Майкла. Он бы заставил их молиться о смерти. Но он слишком далеко, чтобы успеть добраться до нас вовремя, даже если бы знал, что происходит.

— Что нам теперь делать? — спрашивает тот, что связал меня, у другого.

— Нам нужно сделать несколько телефонных звонков. — Он осматривает меня. — Они никуда не денутся. Пойдем.

Наклонив подбородок, он жестом указывает на переднюю часть дома. Вместе они бредут к входу, и когда раздается хлопок двери, я поворачиваюсь к Софии.

— Элси, мне ст-страшно, — плачет она, пока я работаю руками, пытаясь выпутаться из этих узлов.

Я помню, как училась этому на одном из тех женских курсов самообороны, которые мама заставляла меня посещать в подростковом возрасте. Там нам сказали, что если кто-то свяжет нам руки хамутами, то нужно сжать кулаки в положении ладонями вниз, затем перевести ладони в молитвенное положение и вывернуться. Это была единственная вещь, которая запомнилась.

— Мы умрем? — прошептала София плачущим голосом.

— Нет. Абсолютно нет.

Мое сердце разрывается от того, как дрожит ее тело, эти глаза такие грустные и испуганные.

— Все хорошо, София. Не плачь, хорошо?

Но мой страдальческий голос выдает мой страх.

— Мы выберемся из этого. Клянусь, мы выберемся. Твой отец придет, — лгу я.

Она кивает, слезы текут по ее лицу, брови напрягаются каждый раз, когда ее грудь подпрыгивает от рыданий.

— Пожалуйста, не позволяй плохим людям причинить мне вред. — Ее рыдания разбивают меня на мелкие кусочки.

Я бы сделала все, чтобы освободить ее, даже отдала бы свою жизнь за ее, если бы они мне позволили. Но, судя по всему, они все еще хотят, чтобы мы были живы, и это дает мне надежду.

— Я никому не позволю причинить тебе боль. Я люблю тебя, София. Будь храброй ради меня.

— Ты обещаешь, что папочка найдет нас? — Она хнычет, тяжело дыша, а я понемногу развожу руками.

Поторопись! Они могут вернуться в любую минуту. И на этот раз они могут убить нас за то, что я сделала.

— Я обещаю.