Греховные радости

— Малыш? Это Энджи. Да, я знаю, что у тебя сейчас совещание. Плевать мне на это. Слушай, я должна сказать тебе что-то важное. Замолчи, Малыш, и послушай. У меня… то есть у нас… будут двойняшки. Да, я сказала: двойняшки. Разумеется, уверена. Я только что сама их видела на экране УЗИ. Что? Нет, не знаю, какого они пола. А какая разница? Вот что, Малыш, я чувствую, что ты мне сейчас очень нужен. Больше, чем когда бы то ни было. Ты сможешь приехать быстро? Не знаю почему, но я чего-то боюсь. Хорошо, перезвони. Но только не тяни.

Это не было совсем уж неправдой. Она если и не испугалась, то очень крепко задумалась о будущем. Родить одного ребенка представлялось ей удовольствием, почти развлечением; но двоих сразу — это уже казалось обескураживающе трудным. Сама беременность обещала быть ужасно тяжелой (Энджи была миниатюрной, и ей предстояло очень сильно раздаться в размерах); а уж родить сразу двоих — о господи! Энджи, физически крепкую и смелую, бросало в дрожь при одной мысли об этом. И потом, надо будет подготовить детскую комнату для двоих, найти им няню — а может быть, и не одну, вообще придется крутиться вдвое больше. Тяжело. Она ходила из угла в угол по дому, не зная, что предпринять. Но одно она знала точно: ей нужен Малыш, и нужен здесь, в Лондоне, а не в этом проклятом и чужом ей городе по другую сторону Атлантики.

Малыш сидел, глядя на нее довольно беспомощно.

— Энджи, дорогая, я прекрасно понимаю, что ты сейчас чувствуешь. Должен сказать, я и сам тоже довольно сильно… э-э… нервничаю.

— Неужели? — ехидно заметила Энджи. Однако Малыш решил не обращать на ее выпад внимания.

— Но я должен быть в Нью-Йорке. Я не могу быть в Лондоне. Правда не могу. Я тебе оборудую там квартиру, мы будем все время вместе, я не отступаю ни от одного из своих обещаний, но уехать из Нью-Йорка не могу. Как и от «Прэгерса». Я просто не могу.

— Я не прошу тебя уезжать от «Прэгерса». Я тебя прошу перетащить «Прэгерс» в Лондон. Открыть здесь отделение, как это делают сейчас все здравомыслящие американские банки.

— Энджи, я не знаю, с чего ты вбила эту идею себе в голову, но могу тебя уверить, что далеко не каждый здравомыслящий американский банк стремится сейчас открыть отделение в Лондоне.

— Ты это хоть с кем-нибудь обсуждал?

— Я тебе уже сказал, что мы это обсуждали. И даже много раз. Отец продолжает считать, что это пока нецелесообразно. Он говорит, что даже если они заполучат тут девяносто процентов всего рынка акций, то и тогда открытие отделения не будет иметь особого смысла.

— Ах, опять отец. А сам ты что думаешь?

— Я с ним согласен.

— Господи, разумеется, ну как же ты можешь с ним не согласиться!

— Перестань, ради бога. И потом, даже если «Прэгерс» откроет тут отделение, я не стану его руководителем, это уж точно. Его возглавит кто-нибудь из старших партнеров. Я тебе уже говорил об этом. И вообще, Энджи, я ведь тебе не указываю, как вести дела твоей компании. Пожалуйста, и ты мне не указывай, как мне управлять моей. — Он нервно усмехнулся. — А теперь, дорогая, посмотри-ка сюда, тут у меня планы разных квартир, и двух-, и даже трехэтажных. Взгляни, какие тебе больше нравятся, я потом их в Нью-Йорке посмотрю и сообщу тебе.

— Малыш, я не хочу переезжать в Нью-Йорк. И не хочу рожать нашего… наших детей в Нью-Йорке. Мой гинеколог здесь. Моя больница здесь. Я боюсь, Малыш, и хочу чувствовать себя в безопасности. — Усилием воли она удержала готовые брызнуть слезы; Малыш беспомощно смотрел на нее.

— Энджи, мне очень жаль. Ужасно жаль. Но я…

— Ах, отвали. — Энджи отвернулась от него. — Катись к едрене матери в свой Нью-Йорк, Малыш. Я устала, слишком устала от этих разговоров. Похоже, им конца не будет.

— Мне тоже так кажется, — произнес Малыш.

Энджи удивленно уставилась на него. Не часто бывало так, чтобы он решался дать ей отпор. И ей это не очень понравилось.

Как-то, недели две спустя, она лежала в постели и читала деловой раздел «Санди таймс»; как сама она впоследствии рассказывала Малышу, хорошо, что она в тот момент была в постели, иначе бы просто упала.

«„Прэгерс“ присоединяется к американскому вторжению», — гласил не очень крупный, но вполне четкий заголовок на третьей странице.