Греховные радости

Спать Георгина легла рано: в тот день она ужасно устала. Но где-то около часа ночи услышала, что плачет Джордж; она с трудом поднялась с постели.

Малыш капризничал; похоже, он опять простудился. Она попробовала покормить его, но он не успокаивался; по-видимому, не был голоден. Увидев, что он совершенно мокрый, она переодела его, облачила во все сухое и чистое и тут обратила внимание, что простынка в его кроватке тоже мокрая. В сушильном шкафу, стоявшем здесь же, в детской, чистой простыни не было; вот черт! Георгина вспомнила, что несколько простынь висели и сохли в прачечной комнате, рядом с кухней, и, накинув себе на плечи одно из детских одеял, взяла Джорджа на руки и спустилась вниз.

Она уже возвращалась назад, была на площадке второго этажа и как раз подумала о том, каким тяжелым становится Джордж, как нелегко теперь его таскать вниз и вверх по лестнице, когда услышала, как открылась дверь. Это был Кендрик, лицо его выражало беспокойство.

— Что-нибудь случилось? — спросил он. — С Джорджем все в порядке? — Малыш теперь сделался предметом его чрезвычайных забот и волнений.

— Все в порядке, — ответила Георгина. — Просто он был мокрый, и мне пришлось спускаться вниз за простыней. Теперь вот несу его назад в кроватку.

— Я поднимусь с тобой. Если можно.

— Конечно, можно. Понеси его, а то он очень тяжелый.

Поднялись наверх, Георгина перестелила кроватку и уложила Джорджа; он довольно улыбнулся и почти сразу же снова заснул. Они постояли рядом с кроваткой, она с одной стороны, он с другой, с удовольствием глядя на ребенка и тоже улыбаясь.

— Отличный он малыш, — проговорил Кендрик. — Здорово ты постаралась, Георгина.

— Мы постарались, — улыбнулась в ответ Георгина и вдруг заметила, что одеяло уже упало у нее с плеч, ночная рубашка распахнулась, груди торчат наружу, а Кендрик смотрит на них так, словно видит впервые в жизни. Она не шевельнулась, и он тоже; но потом он очень медленно протянул руку, мягко дотронулся до одной из грудей, ласково провел по ней кончиками пальцев и стал ласкать ее, постепенно приближаясь к соску, и вот уже его пальцы принялись нежно массировать сосок.

— Осторожно, — шутливо предупредила она и рассмеялась, несмотря на то что всю ее охватило возбуждение и невероятная, нестерпимая радость. — А то тебя может молоком облить, и сильно.

— Мне нравится, — улыбнулся Кендрик, — очень нравится, что ты сама его кормишь. И нравится смотреть, как ты это делаешь. Я в это время чувствую… не знаю… какое-то умиротворение.

Он подошел к ней, взял ее за руку, потом нагнулся и нежно поцеловал прямо в губы.

— Какие-то у нас странные и глупые взаимоотношения, — тихо проговорил он, отступая назад. — Были когда-то любовниками, теперь вот стали родителями такого прекрасного малыша, а сами не подходим друг к другу.

Георгина молчала; ей не хватало храбрости что-нибудь сказать. Она просто стояла и неотрывно смотрела на него.

— А они сильно изменились, твои груди, — сказал Кендрик, — раньше были такими маленькими, просто крошечными. Ты даже переживала из-за этого, помнишь?

— Конечно, помню. Но теперь они трудятся вовсю, и у них хорошо получается.

— И верно. — Кендрик снова дотронулся до одной из грудей, а потом стал ласково поглаживать, слегка массируя пальцем. Георгина не могла больше спокойно это выдерживать и негромко застонала.

Кендрик отдернул руку и встревоженно посмотрел на нее:

— Я что, больно тебе сделал? Они болят?

Она молча покачала головой, все еще боясь произнести хоть слово, взяла его руку, поднесла к губам, поцеловала и снова положила себе на грудь. Она вся была сейчас в его власти, все ее тело — она чувствовала это — хотело сейчас только его. Кендрик посмотрел на нее удивленно, встревоженно и недоумевающе, потом наклонился и еще раз поцеловал ее, на этот раз уже крепче; его язык поискал встречи с ее, словно спрашивая о чем-то, а рука, погладив и поласкав ее грудь, медленно, удивительно медленно, нежно и ласково двинулась вниз, к животу.

— Подумать только, — почти прошептал он, — этот ребенок был у тебя здесь. — Он вдруг опустился перед ней на колени и принялся целовать ее живот; ладони его легли ей на ягодицы и стали нежно гладить их.