Греховные радости

Схватки у Вирджинии начались на месяц раньше положенного срока. Ее сразу же отправили в больницу. Лидия Пежо приехала, когда до появления ребенка на свет оставалось всего полчаса. Роды оказались более трудными, чем когда рождалась Георгина, но тем не менее все завершилось за шесть часов; ребенка поместили в инкубатор.

Вирджиния лежала в постели, испытывая состояние безграничного, почти благоговейного счастья. Наконец-то у нее получилось. Теперь у нее есть мальчик. Она совершила то, что должна была совершить. Сотворила собственное маленькое чудо. Больше можно было ни о чем не беспокоиться.

К ней заглянула Лидия Пежо:

— Мальчик слабенький и немного истощенный. Но все будет в порядке. В наше время тридцать четыре недели — это не катастрофа.

На следующий день ее усадили в кресло на колесах и повезли посмотреть на ребенка. На ее сына, маленького виконта Хэдли, наследника Хартеста.

Она взглянула на лежащего в инкубаторе малыша и испугалась. Он показался ей таким беззащитным, так легко уязвимым. Он непрестанно шевелился и дергался, суставы у него были непропорционально большими, а ручки и ножки — невероятно тонкими.

— Это потому, что он недоношенный, — объяснила наблюдающая за ребенком сестра, увидев, как поражена его видом Вирджиния. — Поэтому он и тощенький. Они набирают жирок только в самый последний месяц.

На головке у малыша была копна черных волосиков, а глаза, странно маленькие даже на его крошечном личике, незряче глядели на мир.

Несмотря на все свои страхи, Вирджиния нежно улыбнулась ему:

— Здравствуй, Александр Маленький! Ты ведь будешь сильным и крепким, правда? Пожалуйста, будь сильным. Ради меня.

У нее появилось такое чувство, что теперь она может все. Абсолютно все. Она будет теперь хорошей женой. Более тепло и чутко станет относиться к Александру. Станет гораздо лучшей матерью. Будет играть с девочками. Заниматься с ними, проводить с ними больше времени. Сделает так, чтобы они полюбили своего маленького братика. Сделает так, чтобы они никогда не догадались, что он в сто, тысячу раз важнее, чем они сами.

И она бросит пить, это уж совершенно твердо, она обязательно бросит пить. И работать тоже бросит. Займется имением, фермой. Просто станет хорошим человеком, лучшим, чем была до сих пор. Должна же она как-то выразить Богу свою благодарность.

Александр, виконт Хэдли, умер спустя два дня. Врач убеждал Вирджинию, что он ничего не мог сделать, что помочь в данном случае вообще было невозможно. Дело не только в том, что ребенок родился недоношенным, это-то как раз не страшно; но у него были и другие нарушения. У него было нездоровое сердце и легкая форма волчьей пасти; он не мог правильно сосать, а некоторые его суставы имели врожденные дефекты. Наедине и в личном порядке врач сказал Лидии Пежо, что это был явный случай алкогольного ребенка. По-видимому, мать его очень сильно пьет. Лидия, которая и сама видела еще раньше все признаки этого и понимала, что она бессильна что-либо изменить, но все же надеялась, что ребенок выживет, только кивнула головой и снова отправилась к Вирджинии, чтобы посмотреть, может ли она чем-нибудь, ну хоть чем-нибудь ей помочь.

Вирджиния сидела в постели, неподвижно глядя в окно. Когда Лидия вошла, Вирджиния повернулась и посмотрела на нее.

— Это ведь я виновата, да? — спросила она ужасным, мертвым голосом. — Я виновата. Ребенок умер потому, что я слишком много пила. Я должна была остановиться, должна была.

— Н-ну… — беспомощно произнесла Лидия, — конечно, пользы от этого не было…

— Лидия, дело же не в том, что не было пользы. Я убила его. Я допилась до того, что уморила его, моего ребеночка, моего бедного, бедного маленького крохотулечку!.. — Она заплакала, потом разрыдалась, вцепившись в руки Лидии; через некоторое время она заговорила снова: — Я ненавижу себя, Лидия. Я себя так ненавижу! Боже, Лидия, если бы вы знали, если бы вы только…

— Я знаю. — Лидия гладила ее по голове. — Уж я-то знаю.

— Нет, Лидия, вы не знаете, вы не можете знать. Вы же ведь сами никогда не сделали ничего подобного, ничего столь же ужасного и гадкого. Ведь правда?

— Н-ну… Я думаю, это неважно. Не так уж существенно, что я делала или чего не делала. А вы… вы сегодня видели… видели ребенка?