— Начнем «восьмерку» на буксире втаскивать — можем на бок завалить. Лучше сделать боковой пандус. Одним танком втащим, вторым довернем. Только работы много, боюсь, за сутки не управимся.
— Управимся, думаю, предки скоро подоспеют.
— Откуда такая уверенность? — удивился механик.
Сергей указал на маячившего в отдалении казачка.
— Второй куда-то ускакал, надо полагать, с донесением.
— Дошел-таки Васюков, — предположил Ерофеев.
— Может, оно и к лучшему. Пойду, помогу с разгрузкой.
Сергей уже направился обратно к вагону, когда механик окликнул его:
— Лейтенант, дальше-то что?
— Не знаю. А пока надо вывезти танки.
— Мне ваш генерал не указ, у меня свое начальство есть!
Железнодорожник в фуражке с красным верхом и золотой цепью поперек живота был исполнен собственной значимости.
— А случись что, кто за это отвечать будет? Каждый вагон на счету, я уж про паровозы и не говорю. А платформ так и вовсе нет. Даже и не уговаривайте, не дам.
Положение сложилось патовое. Вернуться к командиру корпуса и доложить — означает расписаться в собственной беспомощности, такое не забывают. Выбить своими силами паровоз и вагоны для эвакуации этих чертовых танков тоже решительно невозможно. Кондратьев уже начинал жалеть, что ввязался в это дело.
А вокруг кипела и бурлила станционная жизнь, сама станция доживала последние дни, войска оставляли Телин и уходили дальше, к Сыпингайским позициям, рекогносцированным еще в 1903 году. Пока капитан обдумывал свои дальнейшие действия, к нему подкатился незнакомый штабс-капитан.
— Штабс-капитан Маслов, — представился незнакомец, — служу по интендантской части при штабе первой армии.
— Капитан Кондратьев, четвертый Сибирский корпус.
— Я краем уха слышал, что у вас есть приказ командира корпуса на эвакуацию чего-то там с разъезда неподалеку от Мукдена.
— А вам какое до этого дело? — насторожился Кондратьев.
— Есть у меня… то есть у нашего управления свой интерес. Надо вывезти застрявшие на одном разъезде вагоны с воинским имуществом.
— Я бы и рад помочь, — развел руками капитан, — но паровоз и вагоны мне не дают.
— А вот это я беру на себя. Давайте ваш приказ.
Интендант Кондратьеву сразу не понравился — скользкий тип. Но, если и вправду добудет паровоз… А, была не была!
— Вот, возьмите.
— Подождите минуту, все будет.
Маслов исчез за дверью кабинета начальника станции. Не было его минут пять, вышли оба: и интендант, и начальник.
— Сколько вагонов вам потребуется?
Кондратьев не сразу поверил своему счастью.
Если по сорок нижних чинов на вагон, то…
— Хотя бы три.
— Идемте.
Вся троица решительно направилась в сторону депо.
— Капитан, черт возьми, как вам это удалось?
— Я приложил к вашему приказу несколько своих бумаг, — ухмыльнулся интендант.
До Кондратьева наконец дошло, что он банально дал железнодорожнику взятку. Сразу все нашлось, и паровоз, и вагоны. Правда, обычные теплушки, платформ действительно не было. Саперы поручика Петрова заполнили выделенные им вагоны. Паровоз свистнул, пыхнул дымом, пшикнул паром, с лязгом дернул вагоны и потащил короткий эшелон в направлении Мукдена.
Кондратьев предпочел добираться на паровозе. Во-первых, впервые представилась такая возможность. Во-вторых, надо было первым увидеть танки и потомков. И принять какое-то решение. Капитан пытался проиграть в голове разные варианты, но в голову лезла всякая чушь. В конце концов он решил дождаться встречи и дальше действовать по обстановке.
Генерал Зарубаев тоже думал о предстоящей встрече, только не со свалившимися на его голову потомками, а с начальством. Комкор покосился на лежавшую на столе невзрачную серую книжку. Неведомый комбриг о всей деятельности русского командования отзывался весьма нелицеприятно. Ему-то легко, поморщился генерал, двадцать лет спустя, имея на руках все данные. А попробовал бы сам, да еще под таким руководством… Да черт с ней, с книжкой, четвертый Сибирский там упоминали всего пару раз, и на фоне остальных он выглядел очень даже неплохо. А вот то, что касалось дальнейшей судьбы империи…
Нет, плохие предчувствия с утра не обманули. То, что рассказал этот деревенский простак, рушило основы генеральского мировоззрения. Через двенадцать лет рухнет империя, царская семья будет казнена, какое-то быдло придет к власти… И этот Васюков думал, что его наградят и к родне в деревню отправят? Дурак! Пусть в одиночке под арестом посидит с полным запретом общения с кем бы то ни было.
Как обо всем этом начальству доложить? Тут и голову потерять можно, не только эполеты. И не доложить нельзя, держать такую информацию у себя — все равно что играть бомбой с подожженным фитилем. Слухи рано или поздно все равно расползутся. Значит, надо принять меры, чтобы расползлись как можно позже.
— Поручик!
Адъютант и его идеальный пробор мгновенно возникли в кабинете.
— Распорядитесь вызвать ко мне командира конвойной сотни.
— Слушаюсь, Ваше превосходительство! Что-нибудь еще?
От этой угодливости генерал поморщился.
— Нет, это все, идите.