«Гремя огнем». Танковый взвод из будущего

Основательно принявший мерзкой китайской водки прапорщик Щербаков не придумал ничего лучшего, чем вывалить свои жизненные проблемы на плечо Сергея. Вроде нормальный мужик, крепкий, а тут выпил лишнего и рассопливился. Лейтенанту захотелось встать и выйти, но прапорщик вцепился в правую руку как клещ, не оторвать.

— Я ведь больше года жену свою не видел. И детишек. Ик. Во-от они у меня.

Сапер полез в нагрудный карман мундира, где у него хранилась фотография полной, круглолицей, очень милой на вид женщины, держащей на коленях двух разряженных для торжественной фотографии детишек. Мальчика чуть постарше и девочку. Воспользовавшись моментом, Сергей высвободил руку из захвата.

— Нет, ты глянь, какая она у меня кра-асива-ая.

На взгляд лейтенанта женщина красавицей не была. Так, ничего особенного. Но высказывать свое мнение пьяному прапорщику он не стал, поддакнул, соглашаясь.

— И вот я здесь, — продолжил ныть Щербаков, — а она там. Я ее год не видел. Го-од! Пишет, что все в порядке, а у меня душа болит, как она там?

— Да не волнуйся, дождется она тебя.

Сергей только хотел успокоить прапорщика, но у того лицо вдруг стало наливаться дурной кровью:

— Это ты на что намекаешь? Что моя Любушка…

В этой потасовке шансов у Щербакова не было, его противник был моложе, сильнее и не такой пьяный. К тому же на стороне лейтенанта выступили и Кондратьев с Петровым. Общими усилиями прапорщика свалили на пол фанзы и скрутили. Петров на всякий случай вытащил у него наган.

— И часто он у вас буйствует? — поинтересовался Кондратьев.

— Первый раз. Раньше за ним такого не замечалось. Давайте-ка его на воздух выведем, пусть продышится.

Офицеры вытащили слабо трепыхавшегося товарища на улицу, Сергей остался один. Отметили, можно сказать, отъезд! Впрочем, наплевать, завтра их уже здесь не будет. С одной стороны, это бесцельное маньчжурское сидение страшно надоело. С другой — пугала предстоящая новая жизнь в неизвестном чужом мире. Лейтенант хотел было опрокинуть еще одну кружку дурно пахнущей жидкости, но передумал. Не стоит с похмелья танки на платформы загонять.

Обещанные платформы прибыли ближе к полудню.

— Три штуки, грузоподъемность две с половиной тысячи пудов. Получите — распишитесь.

Кондратьев подмахнул подсунутые ему начальником станции бумаги.

— Когда грузиться закончите?

Капитан вопросительно посмотрел на Сергея.

— К трем закончим.

— Вот и отлично, сразу же отправим.

Начальник исчез, а в тупик осторожно начал заползать короткий эшелон, состоящий из паровоза, трех длинных платформ на двускатных тележках и обычной теплушки, приспособленной для перевозки людей. На вагоне красовалась ставшая привычной надпись: «8 лошадей или 40 нижних чинов». Лязгнув буферами, вагоны замерли напротив пандуса. Кроме количества колесных пар, новые платформы отличались от старых мощными многолистовыми рессорами и существенно более толстым железом клепаных рам. А вот деревянный настил показался хлипким для танков, но Ерофеев только рукой махнул:

— Сойдет!

Гусеницы первой «тридцатьчетверки», с развернутой назад башней, вгрызлись в настил пандуса. Осторожно втаскивая за собой неисправную «восьмерку», танк добрался до края платформы. Рессоры вагона заметно прогнулись, но выдержали. Со стороны, затаив дыхание, наблюдали за разворачивающимся зрелищем отогнанные на безопасное расстояние саперы. С тендера глазела паровозная бригада в полном составе.

— Давай, давай!

Пятясь задом, Сергей ступил на следующую платформу. Повинуясь его жестам, танк следовал за ним, как привязанный.

— Хорош!

Лейтенант поднял скрещенные руки. Дизель замолк, из люка показалась голова Ерофеева. Стянув шлем, Иваныч стер со лба выступивший пот.

— Давненько я такие штуки не проделывал, аж вспотел.

— Мастерство, Иваныч, не пропьешь. Давай, вылезай. Сейчас «восьмерку» ровно поставим, третий загоним, и шабаш.

С выравниванием неисправного танка пришлось повозиться. Если длина платформ была больше обычной, то по ширине они соответствовали принятому габариту, танки в него едва вписывались.

Время уже поджимало, когда погрузили и закрепили последний танк. Поверх техники натянули парусину, укрывая танки от посторонних взглядов. Наконец погрузка была закончена, семафор открылся. Танкисты торопливо закидывали в теплушку всякую мелочь, которой успели обрасти, прощались с саперами. Те не скрывали своей зависти к уезжавшим в Россию.

— Даст бог, свидимся, Сергей Николаевич!

Сергей на прощание пожал руки Петрову и Щербакову.

— Вы уж простите меня за вчерашнее, пьяный был.

По глазам прапорщика было видно, что он и сам не прочь плюнуть на все и рвануть вместе с уезжавшими в Россию, к жене и детям. Паровоз свистнул, пыхнул паром, вдоль короткого эшелона прокатился лязг сцепок. Пол теплушки дрогнул, поехали. Остался позади Годзядань и серые шинели у рельсов, в открытой двери поплыл унылый, всем опостылевший пейзаж. Прощай, Маньчжурия! Сергей поинтересовался у Кондратьева:

— Сколько до Урала ехать будем?

— Недолго. Эшелон у нас литерный, думаю, суток за десять-двенадцать доберемся.