Гремя огнем…

С этим кнутом следовало что-то делать. Не пристало русскому медведю поджимать лапки и по первому щелчку плясать под дудку западных держав. Конечно, тяжко придется, не без того. Но уж точно не хуже, чем было после Гражданской. И ничего. Тогда выстояли — теперь же сам бог велел…

Перестук сцепок вагонов возвестил о начале движения состава. Клим слегка дернулся, но все же удержался на месте. Только отдернул руки от разреза, дабы не навредить раненому. Для проведения операций в движущемся составе нужно быть поистине виртуозом, каковым он себя не считал. Но других тут нет. Он единственный хирург на весь поезд.

Ну-у, может, и не виртуоз, однако засевший в бедре осколок извлек довольно споро. Несмотря на то что зазубренный металл проник глубоко, сама рана относилась к разряду легких. Гостинец добрался до своей жертвы на излете. Повреждены мягкие ткани, кость не задета. Взрезать, извлечь, промыть, установить дренаж и зашить. Порядок.

В принципе, если бы Кондратьев ограничивался только экстренными операциями, без которых у раненых попросту не было шанса выжить, то ему никто и слова не сказал бы. Первая остановка санитарного поезда будет в Йиглаве, где находится несколько госпиталей с высококвалифицированным персоналом. Всех тяжелых высадят именно там. С более легкими ранениями и теми ранеными, которых отправляют в глубокий тыл уже из госпиталей, поезд отправится дальше. Так что максимум час — и состав уже будет на йиглавском вокзале.

Но ведь он приехал сюда за практикой, ну и чего тогда носом воротить? К тому же Клим придерживался принципа — простых операций не существует в природе, каждая уникальна по-своему. Ну и навыки. Они вырабатываются лишь с годами, насыщенными богатой практикой.

Едва наложил последний шов, как вновь послышался перестук сцепок, и вслед за этим его толкнуло вперед. Удержаться на ногах получилось, сделав по инерции пару шагов. И что там стряслось, если машинист прибегнул к экстренному торможению? Клим очень надеялся, что это не очередная бомбежка. Он сыт по горло прошлой. Пусть и не подавал виду.

Пока раненому накладывали повязку, Клим решил перекурить. Не сказать, что столь уж переработал, устал или испытывал сильное желание закурить. Тем более что после последней папиросы не прошло и получаса. Просто нужно себя чем-то занять, а заодно постараться выяснить, что же там стряслось.

Вышел в тамбур. Сейчас они все забиты ходячими, или скорее уж бродячими, ранеными. Курить в вагонах, конечно, не запрещено. И без того раненым достается, так чего еще их мучить отсутствием табака? С ранениями грудной клетки сносят в отдельные вагоны. Так что ничего страшного. Но в вагонах курят только лежачие. Остальные выходят в тамбуры. Иначе внутри будет не продохнуть. Если же проветривать, начнут гулять сквозняки. А оно нужно, до кучи к ранению подсадить пациентам еще и воспаление легких?

Но в операционный вагон посторонним ходу нет. Здесь только купе хирурга и четырех сестер милосердия операционной бригады. Персонал появляется лишь для сквозного прохода через состав по служебной надобности. Для этого сохранили коридорчик. Снеся две перегородки, из трех купе сделали собственно операционную, а последнее используется под медицинский склад.

Конечно, сейчас в их купе лежат раненые. Но они тяжелые, то есть неходячие. Так что в тамбуре Клим стоял один. Закурил и, открыв дверь, выглянул наружу. Состав остановился как раз на повороте, операционный вагон находился посредине, и из-за изгиба паровоз виден не был. Закрыл эту дверь и перешел на другую сторону. Ага. Вот и паровоз, перед которым замер лимузин «Шкода».

Автомобиль представительского класса, весьма популярная марка, причем далеко за пределами Чехословакии. Он пользовался спросом и среди высшего армейского командования. Впрочем, это ни о чем не говорит. С началом боевых действий практически весь частный автотранспорт страны был реквизирован по мобилизационным планам. Нередко вместе с призывом на службу и их владельцев. В военное время всегда будет ощущаться недостаток в транспорте. Это попросту неизбежно.

— Ага, вот вы где, — ввалился в тамбур начальник поезда.

— А где я еще могу быть при таком количестве раненых? — вздернул бровь Клим.

При этом его взгляд задержался на молодцеватом капитане, выправке которого позавидовал бы бравый вояка с агитационного плаката. Не нужно ничего рисовать. Сфотографируйте вот этого офицера, и толпы добровольцев обеспечены. Хм. И женского пола в том числе.

— Клим Сергеевич, господин капитан прибыл за вами.

— Интересный подход. И на кого я оставлю операционную?

— Капитан Горак, адъютант министра национальной обороны генерала армии Войцеховского, — бросив руку к обрезу фуражки, представился офицер.

Ну надо же, каков красавец. Видно, что ему не до политесов и приветствие отдал скорее по привычке, вбитой годами службы. Но получилось это настолько картинно, что к Климу вновь вернулась мысль об агитационном плакате. Правда, непонятно, к чему Кондратьев понадобился представителю столь высокопоставленной особы.