Гремящий перевал

— Братья! Обращаюсь к вам с просьбой не судить строго этого нескладного юношу за совершенное святотатство! Виноват в том я, Струм Клаудкипер!

Бывшие в таверне недоуменно загомонили.

— Когда ты стар, — продолжал невозмутимо гном, — тебе кажется, что ты уже все повидал и знаешь абсолютно все. И поэтому становится очень легко напортачить!

Сказав это, мастер достал из кармана ярко засверкавший изумруд, положил его на стол рядом с подмастерьем и, погладив ученика по голове, решительно вышел из кабака.

Собравшиеся восхищенно загудели, рассматривая кристалл необыкновенной величины и красоты…

…Прошло две недели. Раскаивавшийся Струм отдал их Дегги Фугуну в полное распоряжение. И к исходу неожиданного отпуска в таверне Скади стояло новое изваяние верховного божества, выстроганное набедокурившим молодым гномом. Вотан держал в руках ослепительно-красивый и прозрачный большой изумруд…

Дмитрий Яковенко ВОР

…Они появились очень не вовремя — я только что пересек ледяную речушку, мои ноги окоченели, а руки слегка подрагивали от судорожных попыток сердца разогнать кровь по замерзшему телу. Две низкорослые фигурки выкатились прямо передо мной и остановились как вкопанные. Похоже, они и сами были не рады встрече. Я отметил про себя, что это не запланированная засада, карлики торопились в свои норы с «богатой добычей» — один из них тащил в своем вонючем узелке смердящую тушку какой-то мелкой живности. Но на мою беду, эти припозднившиеся сборщики падали захватили с собой оружие, в наше неспокойное время даже гоблины не ходят без защиты…

Я оставался на месте — отчасти, чтобы выиграть время и дать телу согреться, отчасти надеясь, что они просто пройдут мимо. Но гоблины, видимо, решили, что я могу покуситься на их драгоценные отбросы, и решили атаковать. Тот, что нес добычу, кинулся на меня с кривой пикой, его красномордый товарищ держался на расстоянии и целился из лука. Будь я более подготовлен, мне удалось бы выйти невредимым из боя. К тому же карлик с пикой не решился выпустить мешок, и поклажа ему мешала, а лучник боялся попасть в собрата и медлил с выстрелом. Но, перед тем как распороть свое жилистое горло о воровской кинжал, шустрый гоблин все же успел дотянуться пикой до моей шкуры. Второй выпустил тетиву слишком рано — неоперенная гоблинская стрела пролетела мимо. Эта оплошность дала мне возможность решить исход стычки в свою пользу. Когда я оказался совсем близко, его вздернутая верхняя губа и торчащие зубы привели меня в бешенство. Терять хладнокровие в схватке — непозволительная роскошь, но в такие минуты я ничего не могу поделать. Уродство бедняги выглядело насмешкой и сводило с ума. И вместо того, чтобы просто вскрыть ему горло, я воткнул клинок в его визжащую пасть.

Я лежал, зарывшись в истлевшие остатки гигантского паучьего гнезда. Когда-то жирная самка высиживала здесь свои бугристые яйца, но с тех пор прошло много дней — паучки вылупились, сожрали матку и уползли по своим паучьим делам. Черным паукам не свойственна ностальгия, и я мог не опасаться их возвращения. Одноглазка, мой суеверный собрат по ремеслу, считал, что наступать на паучье гнездо — дурная примета, но я плевал на все его приметы. То, что я пережил его вот уже на одиннадцать вылазок, только придает мне уверенности.

Рана на бедре, оставленная гоблинской пикой, быстро затягивалась. В заветном синем флаконе осталось совсем мало капель, но я не мог тратить дни на лечение (хотя на мне и так все заживало, как на горгулье). Мне было даже не столько жаль тратить оставшееся, сколько сложно заставить себя глотать эту лягушачью мочу — исцелив от ран, эликсир на сутки награждал не проходящей изжогой. Я слышал про одного вояку, который слишком злоупотреблял этим пойлом и загнулся от язвы. Хотя, может, и брешут люди…

Это была моя шестнадцатая вылазка. Шестнадцатая, суккуб меня дери! Столько не было даже у Счастливчика — тот отошел от дел и стал главой нашей гильдии после десяти. Все считают, что я его любимчик, но я-то знаю, как старик меня ненавидит, — поэтому и швыряет в самое пекло. Нет большего наслаждения, чем видеть его обрюзгшую рожу, возвращаясь живым после очередной живодерни…

Родители продали меня в гильдию сразу после рождения. Сразу после того, как повитуха показала им орущий кусок мяса с расщепленной надвое верхней губой. Метка Бетрезена до сих пор приносит мне удачу — я стал одним из самых живучих упырей, которые числятся в штате нашей проклятой конторы. Когда-то я ненавидел свое лицо, но теперь любой новобранец испытывает священный трепет перед моим «талисманом». Правда, я не говорю этим дурням, что до сих пор не пользуюсь зеркалом, а свою воровскую накидку с капюшоном не снимаю даже во сне…

Рана затянулась, я был вновь полон сил. Стряхивая с одежды куски гнезда и скорлупы, поймал себя на том, что облизываю верхнюю губу. Эта глупая привычка осталась у меня с тех пор, как я впервые попробовал восстанавливающий эликсир. Тогда я верил, будто чудесная отрава вылечит меня от всех болезней разом. Дурак был, что и говорить.