Читаем Гремящий порог полностью

— И от сыновей и от дочерей?

— Нет, мил человек,— неожиданно серьезно возразил старичок,— дочерей у меня нет, а сын всего один, да и тот в бобылях ходит. А внуков много. Вся околица.

— Это что же, детсад заказал или школа? — после короткого молчания спросил Набатов, чтобы перевести разговор на другое.

— А без заказа, выходит, нельзя? Старичок усмехнулся и снова пытливо взглянул на Кузьму Сергеевича.

— Заказ мне, мил человек, самое главное начальство выдало, только нарядом не оформило. А заказ вот какой: видишь, и повдоль и поперек дороги дома поставлены? В каждом доме восемь квартир, в каждой квартире две, а то и три семьи. Посчитай, сколько ребят. Придут из школы —куда деваться? Хорошо, мать дома или бабка какая ни на есть имеется. А как нет бабки да мать на работе? Вот я так понимаю, что начальству недосуг об этом подумать, оно, значит, мне и препоручило: старайся, Демьяныч. Вот и оправдываю.

— Понятно, дед, спасибо за науку,— поблагодарил Набатов.

— Не обессудьте,— сказал старичок и, сняв шаг. ку, вежливо поклонился.

Проходя двором, Набатов увидел подвешенную на цепях лодку и деревянную «Победу» на металлических колесиках Судя по яркой расцветке, это тоже были изделия Демьяныча.

«Мудрые старики мне сегодня попадаются,— подумал Кузьма Сергеевич, усаживаясь б машину,— или, может быть, молодежь измельчала?»

В конце дня Набатов позвонил секретарю парткома Перевалову.

— Есть разговор, Семен Александрович.

— Могу зайти.

— Лучше у тебя. Ты сейчас свободен?

— Жду.

В кабинете у Перевалова никого не было.

— Это что же: гора к Магомету или Магомет к горе? — улыбнулся Перевалов, когда Кузьма Сергеевич, по привычке пригибаясь, перешагнул порог кабинета.

— Ну мы, однако, почаще встречаемся, чем гора с Магометом,— возразил Набатов.

— А кто ж знает, как часто они встречались? Была у Семена Александровича Перевалова такая привычка: прикрыть шуткой нетерпеливое ожидание. Вместе с высокой, плечистой фигурой и острым взглядом светлых веселых глаз унаследовал он ее от отца, бывалого и опытного таежника. Перевалов понимал, что Набатов пришел продолжить разговор, начатый несколько дней назад. И, зная Набатова, был, уверен, что пришел тот не с пустыми руками.

— Время у нас есть? — спросил Набатов.

— Для хозяина-то? — снова отшутился Перевалов.

— Опасаюсь сорвать какое-нибудь заседание,— в тон ему отозвался Набатов.— У тебя ведь тоже свой график.

Перевалов только рукой махнул и сказал уже совсем серьезно:

— Слушаю, Кузьма Сергеевич.

— Посидели мы несколько дней с Терентием Фомичом. Надо теперь с народом обсудить.

— Сейчас?

— Сперва с тобой. Значит, есть время?

Перевалов молча кивнул.

Набатов снял трубку.

— Мне группу проектирования… Инженера Звягина… Николай Николаевич, прошу со всеми чертежами и расчетами… Нет, не ко мне, в партком,..

— Почему Звягин? — спросил Перевалов.

— Он нам помогал. Точнее сказать, мы вместе делали проект перекрытия.

— А Евгений Адамович?

— Нет. Об Евгении Адамовиче разговор впереди.

Николай Звягин вошел с охапкой чертежей и остановился у порога. Ему, рядовому и к тому же только начинающему свой трудовой путь инженеру, не часто, приходилось бывать в кабинетах начальства (секретарь парткома на стройке большое начальство, даже в том случае, если он прост в обращении и доступен). А Николай Звягин уважал Перевалова еще и потому, что знал его много лет. Вместе с отцом Звягина Перевалов строил Байкальскую ГЭС. Оба работали старшими машинистами на большом шагающем.

Николай остановился несколько смущенный откровенной улыбкой на лице Перевалова. Как это часто бывает с молодыми людьми, он больше всего боялся показаться смешным и оттого иногда выглядел застенчивым, хотя характера был далеко не робкого.

А Перевалов улыбался просто потому, что любил этого парня, которого знал еще долговязым и угловатым подростком в те годы, когда ему самому било примерно столько же лет, сколько теперь Николаю Звягину. И оттого, что у Николая было такое умное открытое (в народе говорят — пригожее) лицо, какие сразу располагают к себе с первого взгляда.

— Хорошо, что рослого помощника подобрал себе,— засмеялся Перевалов,— а то бы враз не донес.

— Все тут, Кузьма Сергеевич,— сказал Звягин, выложил на стол перед Набатовым всю охапку и отошел в сторону, не зная еще, будет ли позволено ему остаться здесь и присутствовать при этом, как он понимал, очень важном разговоре.

— Докладывай,— сказал Набатов,— а я буду оппонентом.

Об этом Николай Звягин не осмеливался и мечтать. На лице проступила краска радостного смущения.

«Расцвел как красна девица,— подумал Набатов.—Не парень— золото»,—а вслух сказал с напускной строгостью:

— Мы ждем, Николай Николаевич. Сначала Звягин волновался, и это проявлялось в том, что излагал он чересчур пространно, с излишне подробными пояснениями. Нужды в этом не было. Перевалов был старым гидростроителем.

Постепенно материал увлек Звягина, волнение его улеглось. И Набатов одобрительно кивал, слушая, как точно и сжато выражает он свою мысль.

— Отсыпав перемычки зимой, мы сможем сразу после вскрытия реки откачать котлован и приступить к сооружению плотины.

Перейти на страницу:

Все книги серии Далеко в стране иркутской

Похожие книги

Сочинения
Сочинения

Иммануил Кант – самый влиятельный философ Европы, создатель грандиозной метафизической системы, основоположник немецкой классической философии.Книга содержит три фундаментальные работы Канта, затрагивающие философскую, эстетическую и нравственную проблематику.В «Критике способности суждения» Кант разрабатывает вопросы, посвященные сущности искусства, исследует темы прекрасного и возвышенного, изучает феномен творческой деятельности.«Критика чистого разума» является основополагающей работой Канта, ставшей поворотным событием в истории философской мысли.Труд «Основы метафизики нравственности» включает исследование, посвященное основным вопросам этики.Знакомство с наследием Канта является общеобязательным для людей, осваивающих гуманитарные, обществоведческие и технические специальности.

Иммануил Кант

Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза / Прочая справочная литература / Образование и наука / Словари и Энциклопедии / Философия
Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Проза / Альтернативная история / Боевая фантастика / Военная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее