Гремящий порог

Евгений Адамович усмехнулся. Кажется, его считают наивным. Материалы и соображения он призе-зет с собой. А то могут и «позабыть» вызвать на техсовет. Ему надо во время решения вопроса о судьбе стройки быть в Москве. Иначе, чего доброго, оставят в этой дыре лордом — хранителем печати на период консервации, поскольку Набатова намечают послать на Красногорскую ГРЭС.Но это все мысли про себя, а Круглову он ответит, что все указания приняты к исполнению, что слабые места в проекте есть и будут’нащупаны.

Наташу никто не преследовал, за ней никто не шел, но она торопилась как можно скорее уйти подальше от этого места. Она смотрела прямо перед собой и ничего не видела, никого не замечала.

Возле кино ей встретился комсорг автобазы, юркий, подвижной, всегда веселый Сеня Зубков. Он об-радованно улыбнулся Наташе, но не успел ничего сказать. Глядя словно сквозь него, Наташа, не останавливаясь, молча прошла мимо. Сеня едва успел посторониться. Он был так удивлен, что не догадался даже окликнуть Наташу, и, только когда она свернула за угол, кинулся было за ней, но тут же остановился, махнул рукой и долго стоял неподвижно, озабоченно сдвинув пушистые светлые брови.

Наташа свернула в свой переулок совершенно машинально. Она вовсе не хотела, не могла заходить сейчас домой. Девчонки, конечно, стали бы спрашивать, что с ней. А что с ней, Наташа и сама не знала…

«Я не избалована провожатыми»,— сказала она Вадиму.

И это верно. Не избалована… Были бы провожатые. Тот же Сеня Зубков. Чуть не каждый вечер поджидает ее у конторы автобазы. Да и не один он пытается заговаривать. Приглашают в кино, на танцы. А она отказывается, сторонится ребят…

Надя не раз проезжалась на ее счет:

— Принцесса! Все ей нехороши!

И на самом деле, почему, она так?.. Ждала Вадима?.. Нет, она давно уже привыкла думать о нем просто как о товарище, как о друге школьных лет.

Почему же она сейчас в таком смятении? Только потому, что Вадим вел себя так цинично и грубо?..

Наташа давно уже миновала свое общежитие. Еще два дома — и конец переулка. Там переулок упирается в шоссейную дорогу, а за нею начинается тропка, круто падающая в заросший молодыми елями распадок.

Туда, в распадок, она и пойдет. Там сейчас никого не встретишь.Но по тропе из распадка поднимался кто-то высокий, в синей спецовке и надвинутой на глаза серой кепке. Перейдя дорогу, он остановился, поджидая Наташу.

И тогда она увидела, что это Николай Звягин.В любую дверь. Не надо, чтобы ее видели такой! Особенно Николай… Над крыльцом вывеска: «Женское общежитие № 20». Очень кстати!

Наташа быстро, шагая через ступеньку, поднялась на крыльцо. Войдя в прихожую, Наташа тщательно закрыла за собой обе застекленные двери. Она не сразу решилась посмотреть на улицу, хотя ей очень хотелось убедиться, узнал ли ее Николай. Потом сообразила, что через два стекла с улицы вряд ли что видно, и подошла ближе к двери.

Николай стоял на тротуаре против дома. Наташа не могла разглядеть выражения его лица. Протереть глазок на стекле она не посмела, тогда он заметил бы ее.

Постояв немного, Николай медленно пошел вверх по переулку.«Так же спряталась, как тогда Вадим от меня»,— подумала Наташа. Нет, это совсем другое. Вадим просто не хотел видеть ее. А она? Она тоже?.. Она только сейчас… в другое время она не стала бы прятаться…

И Наташе сделалось обидно до горечи, что нет у нее никого, с кем бы она могла побыть вместе, кому могла бы рассказать все, что у нее сейчас на душе.

И как-то сразу все стало безразличным, и было уже все равно, встретит ли и увидит ли кто ее, и, уже не думая, что, может быть, Николай стоит неподалеку и ждет ее, она вышла из общежития и повернула к распадку.Она долго шла по тропе. Шла быстро, как будто ей надо было успеть куда-то, почти не уклоняясь от пахучих ветвей, трогающих лицо щекотными иголочками, и остановилась, только придя на широкую поляну, показавшуюся ей странно знакомой.

Наташа оглядывалась и никакие могла понять: почему так знакомо ей это место? И только когда взгляд остановился на торчавшей посреди лесистого склона огромной голой глыбе серого камня, на верху которой росла сосенка с причудливо’ изогнутым стволом,— вспомнила. Здесь, на этом самом месте, случилась с ней беда. Здесь она оступилась и упала, когда они несли тяжелое бревно. Только тогда вся поляна была завалена бревнами и расцвечена кострами из сучьев и ветвей. Поэтому она и не узнала сразу этого места.

Наташа села на пень, срез которого успел уже потемнеть, и задумалась.И сразу вспомнилось, как Аркадий и Люба вели ее под руки, а потом несли до медпункта. И как она, сжавшись от боли, сидела на ступеньках крыльца и ей казалось, что эта пронзительная боль никогда не утихнет. И как подошел Федор Васильевич, взял ее на руки и внес в медпункт. «Дай ей чего-нибудь! Видишь, ее всю стянуло от боли»,— приказал он медсестре. Та дала чего-то выпить, и ей стало легче.

Вот кому — Федору Васильевичу она могла бы рассказать все, что у нее па душе… Даже сейчас… Только понял ли бы он ее? Он всегда разговаривает, как с ребенком…