Гремучая змея

В поместье мистера Кэмбелла я попал уже после пяти вечера. Здесь было не так нарядно, как в доме Берстоу, зато гораздо просторнее. Особняк выглядел большим и совсем новеньким. Рядом с домом располагалось обширное взлетное поле с ангаром поблизости и гаражом на две машины.

Меня пригласили в ангар, и я тут же увидел Мануэля Кэмбелла, старательно плескавшегося под умывальником. Помещение почти целиком заполнял громадный самолет с синими крыльями и красным корпусом. Кругом было очень чисто и опрятно.

— Моя фамилия, если вы помните, Гудвин, — официально объявил я.

— Да. Я вас ждал. Собственно, теперь мы можем пройти в дом, здесь я уже закончил все. Киппер, приготовления отложи на завтра. Сегодня я летать не буду.

Мануэль казался очень вежливым и даже любезным. Он привел меня в превосходно обставленную гостиную и велел дворецкому подать коктейль. Заметив, что я с любопытством разглядываю прекрасную, совершенно новую мебель, он объяснил мне, что закупил ее и устроил здесь все сам, вместе с отцом, поскольку у них в семье нет женщин.

— Да, — произнес я, — мисс Берстоу говорила, что ваша мать, к сожалению, умерла много лет назад.

При этой, в сущности безобидной, фразе лицо его скривилось, правда, лишь на мгновение, но так, словно он испытал какую-то физическую боль.

— Насколько я понял, — сказал он, — вы занимаетесь расследованием убийства отца мисс Берстоу?

— Да. По личной просьбе мисс Берстоу, ее брата, а также миссис Берстоу, вдовы. Теперь мне бы хотелось послушать, что вы поведаете о воскресном событии в клубе «Грин-Мидоу». Наверное, вам уже приходилось об этом говорить.

— И даже два раза. В первый — сыщику по фамилии Корбетт, а во второй — мистеру Андерсону, прокурору.

— Значит, вы все помните и, надеюсь, мне повторите.

Я сидел с бокалом коктейля в руках и ничего не записывал. Единственное расхождение его повествования с повествованием Ларри заключалось в том, что Мануэль утверждал, будто мистер Берстоу уронил клюшку на землю после того, как его ужалила оса, а Ларри настаивал, что отец на клюшку опирался. Но принципиального значения это не имело. Я попробовал несколько расширить тему беседы, и Мануэль охотно пошел мне навстречу. Дружески угощая меня коктейлем, он сообщил, что его отец имеет маклерскую контору по продаже зерна, а он, Мануэль, собирается сооружать самолетостроительный завод. Это производство он досконально изучил в Буффало, к тому же огец обещал дать необходимые средства.

Затем Мануэль объяснил, что у Ларри Берстоу, кроме любви к воздухоплаванию, несомненный талант к конструированию самолетов, и, хотя сейчас ему не до этого, в будущем он обязательно станет участником задуманного предприятия.

— Кстати, мистер Гудвин, здесь абсолютно никто не может понять, каким образом Ниро Вульф предсказал результаты вскрытия. Мистер Андерсон — главный прокурор округа — и тот ни до чего не докопался, хотя у него значительно больше источников информации. В «Грин-Мидоу» беспрерывно обсуждают только два вопроса: во-первых, кто убил мистера Берстоу и, во-вторых, откуда это стало известно мистеру Ниро Вульфу? Как и все люди, я обычно страшно любопытен и жду от вас ответов.

— Терпение, мой друг, всему свое время. Гениальный Ниро Вульф привык сначала доводить дела до конца… Что ж, спасибо за прекрасный коктейль и вашу любезность, мистер Кэмбелл. Полагаю, Ниро Вульф ее тоже оценит.

— Не спешите, мистер Гудвин. Отца нет дома, и я терпеть не могу обедать в одиночестве. Прошу вас присоединиться ко мне.

— А… так его нет? Весьма огорчительно. Но он скоро вернется?

— Увы, нет. Отец уехал в Чикаго еще на прошлой неделе и пробудет там, пока не закончит свои дела. Прокурор Андерсон ежедневно забрасывает его телеграммами, и я не могу понять, зачем: отец едва знал мистера Берстоу и ничего о нем рассказать не сумеет.

— А теперь, мистер Кэмбелл, если вас не затруднит, объясните мне, где вы были в понедельник пятого июня между семью часами вечера и полуночью? То есть накануне похорон мистера Берстоу. Вы, вероятно, тоже на них присутствовали?

— Естественно, во вторник… а в понедельник вечером?.. О! Киппер вам подтвердит, я был в облаках.

— В облаках? Ночью?

— Да. Я вообще практикуюсь в ночных полетах. Они сильно отличаются от дневных, приходится тренироваться.

— В котором часу вы поднялись в воздух?

— Около шести. Было, конечно, еще светло, но я хотел обязательно захватить сумерки. Вернулся на аэродром около полуночи.

— Вы летали один?

— Да. — Мануэль улыбнулся мне одними губами, глаза его оставались серьезными. — По-моему, ночью летать гораздо интереснее.

Не приняв приглашение отобедать, я вскоре уехал от Мануэля. Он не вызвал у меня никаких подозрений, правда, его манера говорить, что-то не досказывая и как бы выпытывая, иногда настораживала. На прощание Мануэль ехидно произнес:

— Мне крайне лестно было принять у себя представителя гениального Ниро Вульфа. Я об этом всегда мечтал.

Домой я попал в половине восьмого, когда Ниро Вульф уже пообедал. Войдя в кабинет, я застал его за обычным занятием — раскладыванием своих вырезанных кружочков.