Гремучие скелеты в шкафу. Том 2

Так что у рок-поэзии тоже свои законы и своя система ценностей, во многом противоположные тем, к которым мы привыкли. И глупо подходить к словам рок-песен с критериями академической литературы. Еще глупее требовать следования этим критериям. Одна милая дама, послушав Гребенщикова (гм, что уж говорить о Майке…), скисломорди-лась: «Примитив, джамбульщина, „что вижу, то пою…"». Мне не приходилось читать Джамбула (имя мне нравится), но, кажется, петь и надо о том, что видишь.

II

Конкретнее. Вог четыре наших популярных стихотворца на ниве рок-мюзик (в алфавитном порядке): Гребенщиков, Майк (так мы для краткости называем Мишу Науменко), Макаревич, Рыженко. Они очень разные: первый — философичен, второй — лиричен, третий — дидактичен, четвертый — саркастичен. Гребенщиков и Майк тяготеют к жаргону и проблемам личным; Макаревич и Рыженко — к нормальному лексикону и проблемам, так сказать, общественным. Майк и Макаревич пишут стихи в традиционной «равномерно-рифмованной» манере — БГ и Рыженко больше экспериментируют с формой. Пожалуй, самое главное: Макаревич и Гребенщиков в своем творчестве больше исходят из, если можно так выразиться (надеюсь, поймете), поэтического/интеллектуального самосознания, а Майк и Рыженко — из конкретных жизненных ситуаций. Особенно Майк. И за это ему мерси.

Почему-то поют о чем угодно, только не о том, что с ними лично происходит. Как редко услышишь настоящую песню от первого лица! «Я» Макаревича служит или назиданием другим («Кафе „Лира"»), или исполнено возвышенного пафоса («Три окна», «Свеча»), вряд ли доступного простому парню (вроде меня). Монологи БГ не столь патетичны, но все равно, за редкими исключениями («Кто ты такой», «Все, что я хочу»), в них играет рефлексия и мало милой сердцу джамбульщины.

Представим себе их муз. У БГ — богемная чудачка, неглупая и прихотливая. У Майка — конечно же Сладкая N — славная центровая давалка, примоднен-ная и, натурально, пьяница. Макаревич уже тыщу лет не писал о любви и вообще о женщинах; музу представляю себе с трудом, в виде средних лет учительницы, незлой, интеллигентной и с устоями. Муза Рыженки — слепок патологий обыденности; нечто среднее между дикторшей телевидения и продавщицей из гастронома.

Вопрос к читателям: кто из этих баб всего нам ближе? Конечно Сладкая N (образ Рыженки чересчур умозрителен)! А посему сермяжная правда рока — за Майком. Нет, он не лучший поэт— но он более всего «в жанре».

III

Никто не снискал за последнее время столько комплиментов и одновременно столько ругани в свой адрес, как Майк. Уже на первом его московском концерте часть зала исступленно аплодировала после каждого куплета, а другая часть синхронно и с чувством свистела. Как пишут в таких случаях, «равнодушных не было»… После выступления, бог мой!..

Борис Гребенщиков

Люся Петрушевская сказала, что ничего лучше в жизни не слышала, и через пару дней спела по телефону сочиненный под влиянием Майка (но с ее типичными героями) «Бабулькин блюз» — про то, как соседи выживают из коммунальной квартиры старушку, страдающую недержанием кала… Напротив, Макаревича (а он, кстати, выступал непосредственно перед Майком) я редко когда видел таким раздраженным и недобрым. На мой вопрос «Ну как?» — он ответил совсем не свойственными ему словами типа «хулиганство» и «безобразие». Уже на автобусной остановке, как мне рассказали, между сторонниками и противниками Майка (все они впервые услышали его за полчаса до того) произошла драка…

Дело в том, что, находясь вполне в рамках (западной!) роковой поэтической ортодоксии, Майк вместе с тем радикальнее любого другого порывает с существующими у нас песенными (в том числе и роковыми) словесными традициями. Идеалом здешних фэнов уже много лет является Макаревич. Не будем ставить ему это в вину, но он крепко вшиб в юные головы любовь к трем вещам: «серьезности» тем (равнодушие, предательство, карьеризм и т. п.), «красивости» языка (свечи, костры, замки…) и общей символичности/аллегоричности/абстрактности (скачки, корабли с капитанами, барьеры, дома с окнами…). Гребенщиков чуть более интимен и вольнее в обращении с языком (сленг, англицизмы), но в остальном столь же божественен и глубокомыслен, как Макаревич. Для довершения картины добавьте нетленное наследие всевозможной Окуджавы, а также созвездие Любви.

Бедный мальчик Майк! Какую толщу добротных стереотипов приходится ему пробивать своим аденоидным голосом… Единственная явная параллель — ранний «блатной» Высоцкий («…с водки похмелье, а с Верки что взять…»). Да и того, как нетрудно заметить, любят не за исповеди младых лет, а за последовавшие маски алкоголиков и солдат, притчи о волках и конях.