Гремучие скелеты в шкафу. Том 2

Женя Болдин — директор ансамбля. Уже не то шесть, не то семь лет: они с Пугачевой как-то пытались это припомнить и сошлись на том, что уже очень долго. Каждый, кажется, относил это за счет собственной терпимости. «Я очень положительный», — говорит о себе Болдин с гордостью и тяжким вздохом одновременно. Нелегко нормальному человеку управляться с фантасмагорическим бытием этой суперзвезды. Ранняя седина ему идет. Вообще, красивый, скромный и деятельный мужчина, хоть и утверждает, что был хулиганом в Марьиной Роще.

Женя меня узнаёт; тут и Пугачева поднимает глаза, не снимая очков. Картина Репина «Не ждали» в мимолетном варианте. «Алла больна, — озабоченно говорит Женя, — простуда». Вижу. Я очень рад, потому что не ожидал их встретить уже здесь. Думал, они полетят до Киева, а там — вдоль Днепра на «Волге». Ан нет, АН-24. Пугачева выбирает место у самых винтов, чтобы видеть, как будет убираться и выпускаться шасси. На взлете это колесо просто завораживает: бьется на своих рессорах, как живое, и силится взлететь. «Я ему помогаю». — Она по-детски улыбается. Дружно поддержанное колесо уже блаженно зависло в воздухе. В ряду за нами возится младенец по имени Артем. Факт попадания между двумя Артемами воодушевляет Аллу Пугачеву. Ей нравится это имя. (Вообще она верит в приметы и любит число 13. Подробнее об этом в конце хроники.)

Промежуточная посадка на гостеприимной земле Брянщины. Пассажиры исчезают в аэровокзале, мы втроем по командирскому блату разминаемся под крылом самолета. Не тут-то было; мощный окрик: «Всем немедленно в здание!» Направляемся. Видя это, худощавая гражданка начинает греметь ключами: «Запираю дверь!» «Запирай, запирай, стервоза», — думаю я, останавливаясь, но Пугачева уже припустила иронической трусцой навстречу испепеляющему взгляду дежурной.

«Наверное, не узнала?» — «Как же! Именно узнала. Некоторым доставляет принципиальное удовольствие показать, что ты им не звезда». (Вспоминается пресловутый эпизод в Доме литераторов, когда вахтерша до того не хотела пускать Пугачеву на званый ужин, что оторвала рукав у шубы.) Сделав затяжку, она неожиданно меняет сарказм на милость: «А что? Правильно. И я бы так стояла. Бедная женщина, сколько тут за день перед ней проходит…» Реакция людей на Пугачеву разная, но всегда ненормальная. Большинство напряженно глазеет с дистанции. Некоторые, обязательно испуганно улыбаясь, просят автограф. Третьи сохраняют равнодушие с такой силой, что у них скулы сводит. Вот нетипичный случай. В двух шагах от нас застывает дядька. Он пьян. Мечтательно улыбаясь и покачиваясь, смотрит на Пугачеву, молчит. В Жене постепенно нарастает агрессивность. Туг Алла сама шагает навстречу дядьке и протягивает ему руку. Обстоятельное рукопожатие, и он уже медленно удаляется.

…Редкая птица долетела-таки до срединного течения Днепра. Г. Черкассы. За железными прутьями ограды аэродрома немало сотен любопытных зрителей, на летном попе — особы приближенные. Танцевальное трио «Экспрессия» (Боря Моисеев, Лариса, Люда) и режиссер фильма Юра (Г. Э.) Юнгвапьд-Хилькевич. Юра снял уже много фильмов (самые известные — «Опасные гастроли» с Высоцким и «Пора-пора-порадуемся…»), которые большинство ругает, а я ни одного не видал. Допускаю, что в картинах, гм, не все удалось, но сам по себе Хилькевич просто замечательный. Пятьдесят лет, но живой и увлекающийся, как мальчишка. Располагает к себе. Он совсем не пьет, но тут, у трапа, подхватив за локоток Аллу Борисовну, он очень похож на брянского дядьку: та же блаженная улыбка на устах.

Гостиница «Октябрьская». Здесь, в конце коридора второго этажа, происходит наше воссоединение с недавно проснувшимся Юрой Чернавским, композитором фильма. Он хорошо знаком танцующему народу по популярному циклу «Банановые острова». Чернавский любит три слова. Существительное «фишка» (объект творчества; конкретное значение зависит от контекста или понимается интуитивно). Прилагательное «чумовой» (или просто «чума» — нечто замечательное, необычное, поражающее воображение). И глагол «рулить» — добиваться желаемого эффекта. Денно и нощно Юра рулит фишку, чтобы была чума. Он пишет заводную электронную музыку. И у него получается как ни у кого. (Талант.) Юра сам под стать своим компьютерным песням: очки загораживают пол-лица, движения в стиле Буратино и медленно-скрипучий голос. Рулеж его настолько заразителен, что он ненасильно втянул в это дело и Пугачеву, и меня, и вот Хилькевича. Юра — мой сосед по номеру. Вид на Днепр, шикарные песчаные отмели и лежащие на них черные железные трубы. Чумовая натура.