Гремучий Коктейль - 1 (СИ)

И тут прорезалась Фелиция, тут же изойдя криками, воплями и прочим беспокойством. Под эти женские звуки ворочать поджаренную тушу было сподручнее, как и распутываться из слегка обуглившейся одежды. Кряхтя как старый дед и морщась от боли, я принялся одеваться. Закончив с приведением себя в относительный (очень относительный!) порядок, я обыскал дохлый труп мертвого одержимого, став обладателем небольшого, но очень острого ножа с ножнами, двухста рублей с копейками, и кисета, забитого душистым табаком. Под конец обыска мной был еще обнаружен толстенький засаленный блокнот в потёртом кожаном переплете.

Сунув все это добро в сумку на место вытряхнутых продуктов, большая часть из которых мне так и не пригодилась, я попёрся на станцию, попутно вяло переругиваясь с даймоном, проявляющей воистину демоническую смекалку в процессе выдумывания претензий. Честное слово, она прямо как маленькая молодая капризная жена, с которой ты не спишь…

На обратном пути, выйдя на пересадку, я с вялым интересом узрел там тех же гопников, что хотели подойти вчера, поспрашивать время. Троица, оценив мой внешний вид, внезапно хором заулыбалась щербатыми ртами и даже показали пару одобрительных жестов. Издали. Они что, решили, что я в деревню на дискотеку ездил? И всех там победил?

Пофиг.

Сбросив дома оружие и кое-как приведя себя за пару минут в относительно пристойный вид, я пошёл на занятия с повинной, но добраться до класса не смог. Какая-то молоденькая преподавательница, слонявшаяся по коридору, издала душераздирающий крик «Ухо!!», а затем, схватив меня за рукав, поволокла в медпункт. Ухо было да…

Интерлюдия

— Кто он? Откуда? Что известно?

— Ничего, ваше благородие. По собственным утверждениям, явился из Финляндии, какую бы то ни было информацию, кроме чистого личного кристалла, не предоставил. Даже намека. Даже друзьям и одноклассникам.

— И при этом он владелец книги Короля Терний?

— Купчинов в этом сомневается, ваше благородие. Очень громко сомневается. Говорит — не тот характер у юноши. На рожон не лезет, оскорбляет только в ответ, сама чернокнига молчит, саму книгу не читает, даймона никто не видел. Нехарактерно, мол.

— Ну да, он тот еще характерник, наш Купчинов… Ладно, пустое. Не та и не та книга, вообще не моя головная боль. Что по нему еще есть, Никита? Ну, кроме нашего интереса?

— Валинов из Сыскной управы, следователь который. Помните, банду скупщиков у академии грохнули? Вот этот Валинов в служебке и черканул просьбу дело ему передать. Снова. Очень уж нюхачу понравилось то, что наш Дайхард из ревнецового револьвера троих у Каскада положил в ряд.

— Это из «прощай-руки» что ли?

— Да, ваше благородие, из неё. Егеря, те самые, что с ним были, тёртые калачи, самые из самых, можно сказать. Его же с ними на самый край поставили. Так вот, они хором утверждали, что и близко такого не видели никогда. Ни стрельбы, ни… другого. Парень же не знал, что это двоедушцы, он по ним как по людям работал. Да и до леса пару раз вперед егерей пушкой этой страхолюдной громыхнул. По гоблинам. А где одно, там и второе, по мнению Валинова. Кто будет валить пустых скупщиков? Ради чего? Ради денег?

— А что?

— Дайхард в Питере и на приёмке нарисовался чуть ли не в лохмотьях. Однако, чуть времени проходит — и он одет прилично, вооружен даже. Все, конечно, кивают на младшего Азова, только вот сам Константин Георгиевич на своего наперсника отнюдь не как на слугу смотрит. Слушает его, если нужно что — то просит, а не приказывает. Я, конечно, сначала думал, что Дайхарда сам граф нанял, денег заплатив, только отношения сына бы подобное не объяснило. В общем…

— Мутно всё, я понял! Мутный вьюноша у нас. Чернокнига с даймоном, стрелок от Бога, убивец тот еще, глаза зеленые, шерсть черная, Лимит электрический. В общем, мышь он серая, неизвестная… но саблезубая. Одно видим — белая кожа у него, солнышком не траченая. То есть не из Африки нам его подкинули…

— А может и вообще не подкинули…

— Это ты с чего, Никита, решил такое?!

— А вот послушайте…

—…

—…

— Что… правда? Даже не проставился?

— Может, и хотел бы, но наши щенки питерские умом не блеснули. Особенно Ренеев отличился. Решили не сколько себе оторвать, сколько иноземца опустить, а то мол, взлетел высоко.

— Мда… ну, это, наверное, даже к лучшему.

— Прошу прощения, ваш…

— Деньги, Никита Силыч. Деньги. Представь, что все три денежных темы в ряд выстроились? И что сборщиков он хлопнул, чтобы приодеться, и что от Азова что-то имеет на пряники да булавки, и что с призовых каскадных ни копья на сторону не выкинул. А он не выкинул, да? Ни гулял, ни по шлендрам не бегал, новых цацек не покупал?

— Никак нет, ваше благородие! Хотя в веселый дом вроде и ходит постоянно, но…

— Воот, Никита. С этой теорией мы уже можем работать. Её мы можем проверить! И будем проверять!

— Боюсь, я не слежу за вашей мыслью, ваше благородие…