Гремучий ручей

Фон Клейст стоял посреди оранжереи. Танюшка стояла рядом. Поза ее была какая-то неестественная, скрюченная. Ольга не сразу поняла, что это из-за лежащей на ее плече ладони. Из-за впивающихся в плоть когтей.

– Бабушка! – Танюшка дернулась было к ней и тут же застонала от боли.

– Почему-то я не сомневался, что вы придете, фрау Хельга! А мы тут мило беседовали с вашей прелестной внучкой.

– Отпусти ее! – Ольга ступила на дорожку.

– Я сказал, бросьте! – Едва уловимое движение пальцев – и Танюшка снова вскрикнула от боли.

Ольга отшвырнула кол и пистолет, сказала своим особенным учительским тоном:

– Ты ошибаешься, Отто. Это не на нее, это на меня напал твой брат. Моя внучка ничего не знает и ничего не умеет. От нее ты не добьешься желаемого. А я готова тебе помогать. Добровольно! Слышишь ты меня? Это я – то мертворожденное дитя, за которым пришел в Гремучий ручей Александр фон Клейст. Это за мной охотился весь твой род.

– Как занятно! – Отто фон Клейст улыбался, в голосе его не было удивления. Почему он не удивлен? – Стало быть, ты дочь Габриэлы Бартане и легендарного Александра фон Клейста, моего без вести пропавшего дядюшки! Первая мертворожденная в нашем роду. Отец рассказывал нам ту историю. Не без злорадства, надо признать. Александр был старше и сильнее. У него были способности, куда более выдающиеся, чем у остальных. И мать для своего будущего ребенка он выбирал с особой тщательностью. Идея фикс, знаешь ли! Особенному мужчине особенная женщина. А Габриэла Бартане была очень особенной, насколько я могу судить по событиям, связанным с твоим рождением. Настолько особенной, что мой почти всесильный дядюшка так и не вернулся в родовое гнездо. Отец предпринял несколько попыток его отыскать, но после случившейся в этой чертовой стране революции, поиски пришлось прервать на неопределенный срок. А мне, кстати, всегда была интересна история нашего рода. Поэтому после смерти отца я занялся разбором его архивов, и вот я здесь – в Гремучей лощине! Удивительное место, согласись Хельга! Такое же необычное, как твоя покойная матушка. Теперь я понимаю, почему не вернулся дядя. Мертворожденное дитя – это серьезное испытание и для воли, и для эго! Он не справился. Признайся, Хельга, твой отец не удержался, вместо того, чтобы убить тебя, он попытался тебя выпить.

– Отпусти мою внучку, – сказала Ольга твердо. – Отпусти ее и забери меня. – Я могу быть тебе полезна.

– Отпустить? – Фон Клейст склонился над Танюшкой. Казалось, он хочет ее поцеловать, но Ольга знала правду: он принюхивается. Он чует Танюшкину кровь на своих когтях и борется с острым, нечеловеческим желанием впиться зубами в ее шею. – Пожалуй, мне нужно подумать.

Она не заметила, как в его свободной руке появился пистолет. Она не услышала выстрела и не почувствовала боли. Просто вдруг стало нестерпимо жарко, а по ладони, которую она прижала к животу, потекла кровь.

– Я подумал! – Голос фон Клейста заглушал отчаянный крик Танюшки. – Мне нужна лишь одна из двух мертворожденных, моя дорогая почти мертвая кузина. С тобой было бы тяжело. Ты слишком умная и слишком хитра, чтобы подчиниться. А она! – Легкое движение руки – и Танюшкин крик перешел в хрип. – А она молода и пластична. Мы подружимся. Рано или поздно.

Ольга копила силы. Не обычные, человеческие, – другие. Еще несколько мгновений… Еще чуть-чуть…

Сил хватило лишь на то, чтобы поднять крошечный беспомощный вихрь из прошлогодних листьев.

– Очень занимательно, – сказал фон Клейст, отступая в темноту и утаскивая за собой вырывающуюся Танюшку. – Жаль, что у нас было так мало времени на то, чтобы познакомиться поближе. Ранение печени – смертельно опасная штука. Если бы ты была одной из нас, то, скорее всего, выжила бы. Но ты другая, моя мертворожденная кузина, в тебе все еще слишком много человеческого. Ирма, наверное, будет по тебе скучать, но я найду, чем ее занять.

– Танюшка… – Ольга хотела крикнуть, но получилось лишь прошептать.

Не уберегла, не спасла никого из тех, кого обещала защищать.

Ноги подкосились в тот самый момент, когда до ускользающего сознания долетел отчаянный крик внучки. Колючие ветки розы царапнули щеку, но земля приняла Ольгу ласково, словно пуховая перина. От земли шла тихая вибрация. Это открывался почуявший ее кровь ящик Пандоры. Слишком поздно…

Смерть уже гладила Ольгу по голове, напевала на ухо почти забытую колыбельную. Смерть была молода и красива. У нее были черные волосы и синие глаза.

– Моя девочка, – сказала она с ласковой горечью. – Я так и не смогла тебя защитить.

– Я тоже не смогла, мама…

* * *

…Женщина лежала ничком возле мраморной скамейки. Здесь, в заброшенной оранжерее, остро пахло кровью, сырой землей, туманом и… псиной.

Он присел на корточки. Ему нужно было убедиться, что еще не поздно.

– Ты… – Она была смертельно бледна, жизнь уходила из нее капля за каплей, уходила в землю, пробуждая спящую там не-жизнь.

– Я.

Не-жизнь уже проснулась. Он чуял ее нетерпение и голод. Он чувствовал вибрацию под ногами, видел, как поднимаются, сдвигаются невидимой силой каменные плиты дорожки.