– И вы не стойте истуканами! – Ольга помахала им рукой. – Чистим снег, вывозим за пределы оранжереи, складываем в кучу. Стекло и остальной мусор в другую кучу. И аккуратнее, постарайтесь не пораниться! – Все-таки не выдержала, учитель с многолетним опытом взял в ней свое. – Когда закончите здесь, пусть кто-нибудь меня позовет. Я буду в доме с девочками.
А ведь если отстраниться от всего творящегося ужаса, можно представить, что нет никакой войны, что это просто субботник, и она раздает указания своим ученикам. Вот только не получается отстраниться. Никак не получается…
Ольга шла по так и не очищенной от снега дорожке, когда увидела какое-то движение в зарослях орешника. Она замерла, сощурилась, пытаясь разглядеть в сплетении ветвей то, что привлекло ее внимание. Раньше у нее бы, наверное, не получилось, но здесь, в Гремучей лощине, зрение ее вдруг сделалось острее, и она увидела.
Фрау Ирма шла куда-то быстрым, решительным шагом. Одна, без своих псов. От Ольги ее отделяла живая изгородь из орешника. Ольга сделала глубокий вдох, пытаясь унять рвущееся из груди сердце. Возможно, это ничего не значило. Возможно, это всего лишь утренний моцион старой женщины, но Ольге нужно было убедиться, нужно проверить. И сделать это надо так, чтобы не попасться фрау Ирме на глаза.
К счастью, эта часть парка была дикой, почти непролазной. Гюнтер со своим топором сюда еще не добрался. Ольга сомневалась, что сюда вообще забредал хоть кто-нибудь из обитателей усадьбы. Так что же понадобилось здесь фрау Ирме? И почему она не взяла с собой псов?
Идти пришлось достаточно долго, минут десять, не меньше. Иногда старуха пропадала из виду, но Ольга не волновалась, нетронутый с ночи снег хранил все следы. Куда больше она переживала, что ее могут заметить, но фрау Ирма не смотрела по сторонам. И чем дальше они уходили от обитаемой части парка, тем стремительнее и резче становились движения фрау Ирмы. Старухи так не ходят. Не всякая молодая девушка выдержит такой темп. Но Ольга выдерживала, и это была еще одна странность, наряду с обострившимся зрением и прошедшей болью в коленях.
Старуха пропала из виду внезапно. Вот в прорехах живой изгороди еще мелькает ее серое пальто, и вот уже никого нет. Ольга замерла, прислушалась. Здесь, в этом укромном уголке одичавшего парка, царило какое-то особенное безмолвие. Даже голос Гремучей лощины был здесь едва различим. Значит, придется полагаться не на слух, а на зрение. Вон там в сплетении густых ветвей, кажется, виднеется проход. И цепочка следов ведет туда же. Идти дальше опасно, можно раскрыть свое присутствие. Поэтому лучше остаться здесь, дождаться возвращения старухи.
Ждать пришлось минут пятнадцать. Фрау Ирма серой тенью вынырнула из того самого лаза, замерла, словно прислушиваясь, медленно огляделась. Ольга вжалась в ствол старой липы, перестала дышать. Ее бы воля, она бы и сердце заставила остановиться. Почему-то ей казалось, что старуха может услышать малейший шорох, даже биение пульса в венах.
Не услышала – постояла, размышляя о чем-то, а потом направилась обратно к дому. Она прошла в нескольких шагах от дерева, за которым пряталась Ольга, и, проходя, замедлила шаг, почти остановилась. Но все же не остановилась, ничего не заподозрила, ничего не почуяла. А Ольга смогла вздохнуть полной грудью, лишь когда серая фигура скрылась из виду. Обождав еще несколько минут для надежности, она шагнула в образованный ветвями орешника лаз, чтобы с обратной стороны обнаружить то ли землянку, то ли погреб, то ли вросшую в землю по самую крышу избушку. В этом странном строении не было окон, но зато была дверь. Ольга боялась, что дверь окажется запертой на замок. Какое-то время она даже раздумывала, стоит ли пытаться проникнуть внутрь, но решимость одержала победу над осторожностью, и Ольга потянула за массивное кольцо.
Тяжелая дверь открылась почти беззвучно, выпуская наружу смрадный, застоявшийся воздух. Пахло… пахло как на скотобойне. Бежать бы отсюда, куда глаза глядят, не спускаться по промерзшим, заиндевелым ступеням в непроглядную темноту. Но она должна. Вдруг там, в темноте, и есть то, что она ищет? Вдруг это именно там ее ящик Пандоры?
Ольга постояла на верхней ступеньке, давая глазам возможность привыкнуть к темноте, давая сердцу возможность унять свой стремительный бег, а потом сделала первый шаг в бездну.
Темнота накрыла ее удушливой волной, словно бы на голову накинули отсыревшее, заплесневелое одеяло. Или не заплесневевшее, а окровавленное?.. Дышать стало тяжело, так тяжело, что захотелось броситься обратно, жадными глотками пить морозный мартовский воздух. Но Ольга себя заставила. Баба Гарпина велела ей не бояться. И даже будучи еще совсем маленькой девочкой, она не боялась, так чего ей бояться сейчас, на закате жизни? Чего и кого? Того, что прячется внизу в темноте, того, что породило этот смрад?..