Гремучий ручей

Ольга видела. И дыры от пуль, и рваную рану на шее, и прошлогодние листья, налипшие на порванную в нескольких местах штанину.

– Он кинулся на Франца… Всю обойму разрядил. В упор стрелял, – шепотом сказал часовой. – Только тогда получилось убить.

Франц, высокий и тощий, ссутулившись, курил в сторонке, ни на кого не смотрел. В одной руке он сжимал сигарету, а в другой автомат.

– Получилось ли? Остановить – возможно, а вот убить… Но если не довести дело до конца, если оставить все, как есть, неизвестно, какие могут быть последствия. Нет, известно! Это… существо очнется. Ведь не оживет же. Мертвое ожить не может. Оно очнется голодным и яростным и начнет убивать.

Ольга осмотрелась. Франц курил, бездумно вглядываясь в туман. Двое часовых пытались усмирить псов и не смотрели в их сторону. Лучшего времени не будет!

– Ты должен кое-что сделать, – сказала Ольга, глядя солдатику в глаза. – Послушай меня внимательно.

Он слушал, зрачки его делались узкими, губы синели, а рука тянулась к висящему на поясе ножу.

– …А потом забудь. – Ольга тронула его за рукав шинели и отошла к воротам.

Ей оставалось лишь наблюдать, как солдатик подошел к телу и со всей силы вонзил нож в грудь упырю, как дернулось и обмякло теперь уже окончательно мертвое тело. Никто ничего не заметил. Солдатик сунул нож обратно в ножны, вернулся к воротам.

– Не нужно вам сюда, фрау Хельга, – сказал он, встретившись с Ольгой взглядом. – Возвращайтесь в дом.

– Кто это? – Ольга кивнула на тело.

– Партизан. Пытался проникнуть на территорию усадьбы. – Солдатик потер озябшие ладони, заметил на пальцах следы крови, удивленно нахмурился.

– Сегодня вечером приедет господин бургомистр, – сказала Ольга сухо, и солдатик вытянулся в струнку. – Как только в поместье прибудет грузовик из города, велите водителю первым делом разыскать меня.

Она не стала дожидаться ответа, развернулась, пошагала прочь от ворот, возле которых осталась лежать последняя жертва этой страшной ночи. Ей хотелось думать, что последняя.

* * *

Таню разбудил толчок в плечо. Вскрикнув, она открыла глаза. Перед кроватью стояла уже полностью одетая Соня.

– Хватит спать, – сказала она и зевнула, а потом развернулась к Насте, потрясла ее за плечо. – Настя, подъем! – На сей раз голос ее был добрее. Или Тане это просто показалось со сна?

Она и сама не заметила, как уснула, соскользнула в зыбкий предрассветный сон. Она выбиралась из него тяжело, как из трясины, и все никак не могла понять, события минувшей ночи случились на самом деле или всего лишь ей приснились.

Сомнения рассеялись в тот самый миг, когда Таня увидела грязные ноги Насти. Она вымыла полы, но не подумала про ноги. Да и что бы она сделала с чужими грязными ногами! Да и зачем! Ее здесь все ненавидят, считают фашистской приспешницей.

Таня рывком села на кровати, в самый последний момент вспомнив про сотрясение, и успев сгруппироваться перед неминуемой вспышкой головной боли. Но боли не было! Таня чувствовала себя вполне здоровой и, кажется, даже выспавшейся.

– Что с тобой? – послышался голос Сони, и Таня вздрогнула.

Вот только обращалась Соня не к ней, а к Насте. Та сидела на кровати, зябко обхватив себя руками за плечи. Длинные рукава ночной рубашки скрывали ее запястья, но Таня была уверена, что на одном из них есть глубокая царапина.

– Знобит, – сказала Настя, натягивая на себя одеяло. – И кошмары всю ночь снились.

Соня приложила ладонь к ее лбу, покачала головой и сказала:

– Температуры нет. Но выглядишь ты хреново. – Она бросила быстрый взгляд на Таню. – Это потому, что почти ничего не ешь. Надо попросить тетю Шуру, чтобы положила тебе сегодня побольше сахару в чай. Эта немецкая ведьма тебя совсем замучила, ты вчера даже на ужин не приходила.

– Тише, – сказала Настя испуганным шепотом и тоже покосилась на Таню.

– А что?! – Соня с вызовом вздернула подбородок. – Думаешь, кто-то тут может меня заложить?

Тане подумалось вдруг, что зря она ночью не позволила Насте напасть на эту дуру. Пусть бы куснула ее пару раз, глядишь, злости поубавилось бы.

– Если ты обо мне, – Таня встала с кровати, потянулась, – то не переживай. Я таким не занимаюсь.

Она уже шла по узкому проходу между кроватями, когда в спину ей прилетело:

– А чем ты тут занимаешься?

Ох, не нужно было останавливаться и оборачиваться! И в глаза Соне смотреть не нужно было, но она остановилась, обернулась и посмотрела…

– Уж точно не тем, чем занимается в городе твой отчим, – сказала она ласково.

Про отчима, который служил полицаем в городе и лично хлопотал перед господином-комендантом о том, чтобы пристроить падчерицу прислугой в Гремучий ручей, Таня узнала в тот самый момент, как заглянула Соне в глаза. Про отчима-полицая, про следы от армейского ремня на Сонином теле, про спрятанный в укромном месте нож…

– Что? – Соня моргнула. Из ноздри ее вытекала тонкая струйка крови, а взгляд сделался беспомощным и затравленным.

Таня попятилась. Как же она жалела! О том, что увидела! О том, что сказала! Она всего лишь защищалась, но получилось вот так… не по-человечески.

– Ничего. – Она мотнула головой. – Прости.

– Откуда ты…