Гремучий студень

— Ты признавайся, как с бомбой справился! — Евсей толкнул приятеля в плечо, нарочно, чтобы тот охнул.

Историю эту Кашкин пересказывал уже трижды, но с каждым заходом она обрастала новыми, уже совершенно фантазийными деталями, поэтому слушать не надоедало.

— Ну как… Открыл я, значится, жестянку. Надо же посмотреть, вдруг там бомбы никакой и нет. А она есть. На первый взгляд, как холодец из свиных мослов. На самом донышке склянка тоненькая и к ней две гайки привязаны. Чуть встряхнешь, стекло лопнет и этот студень взорвется. Погибнем все неминуемо! Помощи ждать неоткуда. Грабитель в полной прострации от страха. Директор ограбленный за сердце хватается, блеет что-то про деньги. Взял я жестянку эту и понес тихонечко, шаг за шагом… Смотрю вокруг — бабы, дети. А мне как назло чихнуть захотелось. Свербит, что у девицы на выданье. А как тут чихнешь, ежели от любого сотрясения эта зараза взорвется.

— Ну?

— Вот тебе и ну! Полверсты тащил, в любую минуту жизнью рисковал… — тут городовой закатил глаза к небу, хотя в темноте это смотрелось не слишком эффектно.

На самом деле все было не совсем так — бомба по-прежнему висела на шее у грабителя, а Кашкин его лишь конвоировал, чтобы не сбежал. Но если человек врет часто и нагло, то и сам в какой-то момент начинает верить в собственные россказни.

— Пришел на набережную, вижу — лодок нет, пустая Яуза. Размахнулся и кинул бомбу на середину реки. Она чуток побулькала и взорвалась под водой. Такая волна поднялась, меня на берегу с головой накрыло. Насквозь промок, хотите — пощупайте.

— Ливень же, — затянулся самокруткой Евсей. — Все мокрые.

— Не скажите. Меня промочило до исподнего!

— Может ты от страха исподнее-то промочил, — хохотнул Мартын. — А нам щупать предлагаешь…

Помолчали. Кашкин насупился, вроде как от обиды, но остальные понимали, что это только поза и вот-вот последует продолжение. Оно и последовало.

— Коробка-то два пуда весила, — заговорил городовой, потирая шею. — И ещё толстенная цепь на ней. Пока дотащил, плечо себе вывихнул.

— Два? Ты же всего час назад говорил, что пуд, — срезал болтуна Евсей.

— А хоть бы и пуд, — не смутился тот. — Все одно тяжелая.

— Как же ее грабитель на шее таскал и вообще не сутулился?

— Ты еще определись, куда бомбу кинул, — уточнил Мартын. — То говорил, в Москву-реку, а теперь, выходит, в Яузу?

— А эта… Мы до Устьинского моста дошли. Там же стрелка, две реки сливаются. Обшибся в прошлый раз, братцы.

— Просто враль ты, стыда не ведающий, — без всякого осуждения приговорил Евсей, затягивая новую самокрутку. — А мне знакомец сказывал давеча, что пока ты тащил бомбу, на набережную успели прискакать два сапера из артиллерийского батальона. За ними послали, как только кассир тревогу поднял. Аль нет?

— Подумаешь, саперы…

— Они-то бомбу открыли. Со всеми осторожностями, чтоб не рванула. А ты отбежал подальше, рухнул на колени, рыдал, молился.

— Молился. А чего же плохого-то в молитве?

— Перетрухнул ты неслабо, выходит, а взрывчатка оказалась фальшивой.

— Как? — ахнул Мартын.

— Так, — хитро прищурился Евсей. — Наш герой не случайно холодец поминал. Им коробку и наполнили, издали похоже на гремучий студень, но армейские понюхали и зараз уяснили, что это не бомба вовсе, а шутиха. Опасности никакой! Поэтому ни в сберкассе, ни в саду, ни в реке ничего бы не чебурахнуло.

— Проведал, значится… Зачем же меня три раза пересказывать просил? — засопел Кашкин.

— Уж больно красиво брешешь. Заслушался невольно.

— Погодите, я не понял, — юнец с заячьей губой нервно сглотнул. — Ежели это розыгрыш, зачем же следователь едет из Петембурга?

— Небось не успели предупредить. Он сорвался в Москву, а как доберется, тут и огорошат: зря торопились, ваш-бродь! То-то разозлится столичный чин. Заорет: «Подать сюда Кашкина, тудыть-растудыть! Сто плетей ему за ложную тревогу! А лучше все двести, чтоб и другим в назидание!»

— Братцы, да как же ж… Я же своими глазами… А вдруг сперва там как раз бомба была, но я помолился и Господь милосердный превратил взрывчатку в холодец?! Он умеет! Он воду в вино превращал, что ему стоило нас спасти. Вокруг ведь бабы, дети…

— Хорош заливать! — набычился Мартын.

— Ты это дождю скажи! А то мокнем тут, как три сосны на Муромской дороге.

— Погодите-ка, — насторожился Евсей, отбрасывая окурок. — На лестнице… Крадется кто-то.

Мартын испуганно оглянулся.

— Тьфу ты, черт! — он сбросил капюшон и прислушался. — Вроде тихо. Небось, шавка бродячая забежала, а как нас услышала — прижухла.

— Может шавка, — Евсей всматривался в темноту. — А может и черт.

— Так пойди, проверь.

— Цыц! Раскомандовался он тут. Молод еще, сам и сбегай.

Юнец с заячьей губой шагнул под проливной дождь и тут же вернулся обратно.

— А может, вместе, а? — умоляюще протянул он.

— Боязно одному? — хмыкнул Кашкин. — То-то! На словах все смелые… Ладно, пойдемте вместе. Гуртом и черта бить легче. Да и по уставу положено!

IV