Гремучий студень

— Я на допросе Огонька-то спросил: «Чего же ваша банда не купила нормальных стволов-то? Да хоть бы Галянов парочку»…

— Это что еще за Галяны такие? — перебил Митя.

Унтер-офицер бросил на почтмейстера раздраженный взгляд, но снизошел до разъяснений:

— Льежские револьверы. Пару лет назад закупили для офицеров императорского флота. А морякам они не понравились, слишком сложно заряжаются… Стали дурни флотские тайком продавать казенные Галяны, а взамен покупать себе Кольты, Гессеры или саксонские Рейхс-револьверы. И каждый, вишь ты, рапорт пишет: «смыло за борт во время шторма». Захочешь арестовать — не подкопаешься. Бандитам же Галяны приглянулись, поскольку бьют точно и почти без отдачи. Вот и стали их продавать из-под полы в оружейных лавках. Бойчуковы бомбисты вполне могли бы приобресть, чтобы со всякой рухлядью в бой не соваться. Об том и спросил. А Огонек на меня обозлился и отвечает: «Денег нет на Галяны».

— Да как же — нет? — переспросил Митя. — А украденные?

— Вот и я удивился, — закивал жандарм. — Вашими же словами и говорю: «Да как же — нет? Намедни в сберегательной кассе много тысяч забрали».

— А он?

— Опешил: «В какой еще кассе?» Ну, думаю, придуряется, чтоб лишний срок не мотать. А самому так хочется прижать этого балбеса. Втолковываю ему, как дитю непонятливому: «На Солянке касса. Ограбленная вашей бандой на двенадцать тысяч рублей». А Огонек насупился: «Нет у нас тысяч, у нас и рубля-то нет. Это ты перепутал, старик», — унтер-офицер обиженно насупился. — Стариком обозвал, щенок.

Мармеладов подергал его за рукав шинели.

— Если не ошибаюсь, вы недавно обмолвились, что всегда носите с собой несколько тайных фонарей. Одолжите мне один до завтрашнего утра.

— Сию минуту-с. Федька, метнись за тайником! Быстра.

Митя, ничего не понимая, наблюдал, как жандарм принес фонарь с закрывающимися створками.

— Передайте полковнику мои извинения, — заговорил сыщик официальным тоном. — Мне нездоровится после обеда, видимо к столу подавали несвежее. Скажите г-ну Пороху, что я буду дома, ждать вестей об успешном завершении данной операции. Удачи вам, господа!

Он церемонно поклонился и удалился с фонарем подмышкой. Почтмейстер хотел было побежать следом, но передумал и махнул рукой. С Мармеладовым всегда так. Выпытывать что-либо бесполезно, проще подождать, пока сам расскажет.

Поезд прибыл по расписанию. Публика высыпала из вагонов, наполнив вечернюю тишину гулом и гомоном.

— Ну что, Саввушка, убедился? Если нос все время прижатым к стеклу держать, то можно его отморозить, — это почтенная дама с малолетним сыном. — И хотя твоя фамилия Морозов, нос-то надо беречь…

— Русский рубль Европе не нужен! Брезгуют его там брать, — бородач лет пятидесяти, по виду купец, втолковывает что-то семенящему рядом собеседнику. Хотя насчет купца нет уверенности, Митя сегодня уже ошибся на сей счет — может и этот писатель, поди разбери.

— Ой, смотри-ка, жандармы… Все как на подбор, завидные женишки! — три подружки, с мануфактуры возвращаются. Головы повязаны невзрачными платками, но в глазах озорные искорки. — А я бы лучше за почтмейстера замуж пошла. Какой хорошенький!

С громким хохотом пробежали они мимо Мити, а тот гордо подкрутил усы, вспоминая гусарское прошлое. И чуть было не упустил, лишь в последний момент выхватил из общего гула обрывок фразы:

— …все-таки Тихвинцев окончательно спятил!

Почтмейстер прислушался к рассуждениям прилично одетого толстячка, который придерживал за талию поразительной красоты даму.

— Что удумал! На ходу из поезда прыгать. Нет, конечно, там ход сбавили, перед полустанком, но все же опасно… Безумец!

— Это вы говорите от зависти, — иронично отвечала красавица. — Оттого говорите, что сами на такой поступок не способны.

— Постойте!

Митя учинил моментальный допрос парочке.

Вся труппа Малого театра ехала в одном вагоне. Кто-то спал, другие пили, но большинство играли в шарады. И вот, посреди очередной пантомимы, которую показывал г-н Захвальский, — как раз этот самый толстячок, — Тихвинцев надел пальто, шапку, замотался длинным шарфом, а затем прошел в тамбур, открыл дверь и выпрыгнул во тьму. Да кто же знает, зачем. Может быть на спор или в карты проиграл. А может и от несчастной любви. Нет, не так давно, уже к окраинам Москвы подъезжали. Повторить всю историю для полковника тайной полиции? С искренним удовольствием…

— Выходит, сыщик что-то подобное предугадал и сказался больным, чтобы перехватить Тихоню, — пробормотал Порох, отпустив актеров восвояси. — Как он это делает? Вы понимаете, Дмитрий Федорович?

— Сам всегда удивляюсь, — почтмейстер улыбнулся, но улыбка тут же погасла. — Погодите! Если Мармеладов попытается схватить бандита в одиночку…

— То один из них обречен. Понять бы еще, за кого больше переживать следует.

Полковник закурил папиросу, оглядел опустевший перрон и выругался.

— … мать! И где их искать, скажите на милость?!

XXXVI