Гренада моя

— Ты оторва, прости, Господи, мою душу грешную. Тот, кто попробует тебя обидеть, сам трижды пожалеет. Клим же — он как не от мира сего. Витает в облаках и целиком поглощен будущей специальностью.

— Отчего же? Мне доподлинно известно, что он сохнет по Кате Астаховой.

— Помнится, ты с трудом припомнила о ее существовании. — Произнеся это с эдаким прищуром, Анна Олеговна отправила в рот очередную ложечку мороженого.

— Ну и что, — пожав плечами, парировала девушка. — Тогда вспомнила с трудом, сейчас просто само прилетело на кончик языка. Не суть важно.

— Действительно не важно. Главное — то, что эта девица — обыкновенная акула. И сейчас Клим для нее не представляет никакого интереса. Пока не стало известно о его будущем наследстве и он не начал получать содержание. Ты же всегда была с ним дружна.

— И что с того? Может, мне еще и Николая рассматривать как жениха? А что такого? Будущего наследства нам будет более чем достаточно. Сословная рознь — сегодня не более чем предрассудки. К тому же я не из княжеского или графского рода. Остается только вывести в люди Николая. А при должной поддержке ему это по плечу.

— Алина, я слышать не желаю о подобном мезальянсе! Даже если это всего лишь шутка, — поморщилась Анна Олеговна.

— Господи, тетушка, да у меня и в мыслях не было, — весело возразила девушка. — Я просто хотела сказать, что Клим мне просто друг, и ничего более.

— Но ты все же присмотрись к нему, — метнув в племянницу недовольно-осуждающий взгляд, попросила она.

— Тетушка, ну вот ей-богу, не ко времени все это.

— Что значит «не ко времени»?

— Кхм. Я хотела сообщить тебе об этом только завтра. Но-о…

— Говори. Или погоди. Ирина!

— Да, Анна Олеговна, — тут же отозвалась кухарка.

Хотя правильнее все же будет сказать «прислуга». Кстати, следовало бы подумать о помощнице для нее. Средств у хозяйки вполне хватает. Впрочем… Скорее всего, обеих все устраивало, так что новая прислуга тут обоснуется еще не скоро. Опять же, дочь Ирины Капитоновны появлялась здесь не реже одного раза в месяц, и тогда в доме начиналась капитальная уборка, длившаяся весь день.

— Принеси мне, пожалуйста, успокоительные капли.

— Уже несу, — бросив на Алину осуждающий взгляд, заверила та.

Девушка же в ответ глянула на кухарку так, словно хотела опровергнуть безосновательные обвинения, напирая на свою непричастность. Ну правда! В чем она-то виновата? В том, что это ее жизнь и ее выбор? Молода и глупа? Вот и поднаберется жизненного опыта.

Убедить в своем выборе отца было невероятно трудно. Но она все же управилась. Владимир Олегович после гибели супруги во многом потакал дочери. Да и с выбором она определилась еще два года назад. Он не сомневался, что это сделано под влиянием момента. Однако постепенно решение Алины только крепло. Конечно, служба в армии сопряжена с риском, но он вовремя понял, что если встанет неприступной стеной, то потеряет еще и дочь.

— Ну, давай. Вываливай на меня свою новость, — опрокинув в себя успокоительное, решительно рубанула тетка Анна.

— Я решила поступать в бронеходное училище. Можешь не обрывать трубы пневмопочты, папенька в курсе моего решения и уже одобрил его.

— Вернее, смирился с ним, потому как ты настояла на своем.

— Не суть. Решение принято.

— То есть ты непременно желаешь оказаться в числе лейб-гвардии потаскух. Так тебя понимать?

— Лейб-гвардии отдельного «батальона смерти», тетушка.

— Овеянного славой на полях сражений Великой войны, — продолжила Анна Олеговна. — Насколько я слышала, прославились они лишь тем, что усиленно раздвигали ноги перед солдатами и офицерами. Причем без разбора, — ничуть не смущенная тем, что разговаривает с невинной девицей, процедила женщина.

— Я иду служить, тетушка. А все эти разговоры… Хорошего же ты обо мне мнения.

— Я-то как раз хорошего. Но что скажут в свете? Ты понимаешь, что у всех у них испорченная репутация?

— Надеюсь, теперь и ты понимаешь, что я не могу составить партию Климу Сергеевичу, дабы не испачкать его честное имя, — резко бросила обиженная Алина.

Для нее это не первый разговор на непростую тему. Но куда более болезненный. Отец все же выбирал выражения, боясь ее ранить. К тому же он кадровый офицер, жена которого прошла через дальние, глухие заставы. Да и девочку растили не розой в теплице.

Тетушка же… За все время она ни разу не позволила себе в отношении племянницы ни единого грубого слова. Между ними ни разу не случилось сколь-нибудь серьезной размолвки. И даже ребячество Алины с ее переодеванием было воспринято Анной Олеговной как некая блажь. Но сейчас все выглядело совершенно иначе.

— Если ты не отступишься, я лишу тебя наследства и отпишу все обществу вспомоществования сиротам, — холодно заявила Роговцева.