Гренадер

— Так точно, господин офицер, капитулировать, — гнул своё Саблин, обвиснув на канатах. Слова давались ему с большим трудом, разбитые губы нещадно саднило. — У меня тоже приказ командования: воспрепятствовать попытке вашего подразделения пересечь границу Чехословакии любыми возможными способами.

— Вам дважды повезло, поручик, — гауптман угрожающе наклонил голову. — Во-первых, я вас не нокаутировал на глазах у подчинённых. Уже за это вы должны быть мне благодарны. Во-вторых, из уважения к вам, как к мужественному бойцу, я не стану превращать заставу в пылающий факел. При условии, конечно, что это вы с пограничниками сдадите оружие и построитесь в две шеренги. Так мы действительно избежим кровопролития. — Пренебрежение сквозило во взгляде тевтона, больше он не видел в Саблине ни соперника, ни противника. — Солдаты! — повернувшись к подчиненным, зычно крикнул он. — Немедленно вернуться в расположение! Готовность номер один!

В частях вермахта готовность номер один означала готовность к атаке.

Их разделяло не больше двух метров: командира немецкой ударной группы и командира российского гренадерского взвода. Из последних сил Саблин крикнул:

— Карл!

Немец обернулся. Рефлексы у тевтона были что надо, тут же вскинул перчатки к голове, встал в стойку, — но в следующий миг поручик оттолкнулся, используя пружинистую натянутость каната, — почти взлетел над рингом и совершенно немыслимым свингом — из-за головы, сверху, используя маховое движение, — обрушил кулак на челюсть германца, пробивая защиту.

Дитмар рухнул. Саблин повалился на него сверху. В следующий миг Урядников выхватил из сумочки, где держал губки, полотенца и прочую утварь боксерского секунданта, два нагана и направил оружие на Гросса и Рунге.

— Лечь! — громовым голосом проорал прапорщик. — Мордой вниз, сучьи дети! Или стреляю!

Скорее всего, немцы не понимали по-русски, но интонации и жесты были достаточно красноречивы. Наганы — тем более. Унтер и фельдфебель бросились на ринг рядом с боксёрами.

Толпа немецких солдат внизу покачнулась, отхлынула. Движение это было безотчётным, продиктованным не воинской выучкой или рассудком, но инстинктом застигнутой врасплох толпы. Лишь один из офицеров, выхватив люгер, кричал на подчинённых. И тут обращенная к немцам стенка помоста рухнула наружу, а оттуда — зло и нетерпеливо — высунулись рыла пулемётов ZB.26. Трёх из четырёх имеющихся. Четвёртый целился во вражеских солдат сверху, с вышки.

Пограничники быстро рассредоточивались, выхватывая припрятанное у помоста оружие, залегали. Количество взятых на изготовку чешских винтовок становилось всё больше с каждой секундой.

— Оружие на землю! Руки вверх! — заорал по-немецки выскочивший как из-под земли надпоручик Милан Блажек.

Вместо этого солдаты продолжали пятиться. Защёлкали беспорядочные выстрелы, кашлянул МП-38. И тогда в дело вступили пулемёты. Первые ряды немцев выкосило начисто. Остальные валились на землю, бросая оружие.

В следующий миг в лесу тяжко ухнуло, среди крон деревьев взметнулся чёрный, жирный султан дыма. Первый взрыв, затем второй, третий… Это рвались немецкие «специальные машины 222» вместе с гаубицами.

В буковой роще стихала короткая перестрелка. Гренадеры обезвредили пулемётные расчёты ещё при первых выстрелах со стороны нейтральной полосы. Застигнутый врасплох, дезорганизованный противник оказать сопротивления не смог, и теперь русские выводили оставшихся немецких солдат под дулами автоматов и трофейных пулемётов.

За десять минут всё было кончено. Бойцы ударной группировки вермахта топтались на ничейной полосе бывшей австрийской границы, вокруг стояли чешские пограничники с винтовками наперевес. Гауптман Карл Дитмар, сидя на настиле ринга и с трудом отходя от тяжёлого нокаута, смотрел на всё это со смертной тоской.

Отдельно лежали на земле укрытые плащ-палатками тела павших пограничников и гренадеров, русских и чехов, друг подле друга. В нескольких метрах — погибшие немецкие солдаты.

— Герр гауптман, — Саблин подошёл к Дитмару. Поручик успел умыться, Урядников обработал его избитое лицо, но речь офицеру давалась пока с трудом. — Вас и ваших людей я объявляю военнопленными. Впредь с вами будут обращаться соответственно статусу военнопленных, оговоренному Женевской конвенцией.

— Ты опять нокаутировал меня, русский. — Немец продолжал смотреть на своих пленённых солдат. — Но это не конец…

— Увидим.

Саблин ждал транспорт из Зноймо для конвоирования пленных. Блажек пошёл в избушку, связаться со штабом округа. Заверил, что задержек не будет. Милан пребывал в радостном, приподнятом настроении, серые глаза блестели, фуражку он залихватски сдвинул набок и постоянно улыбался. Дать отпор штурмовой группе вермахта силами пограничной заставы, пусть даже с помощью русских гренадеров, это было для него событием.

Спустя час Иван Ильич сидел на ступеньках помоста, отходя от бани, устроенной ему «Гансом» на ринге, когда хлопнула дверь, и надпоручик быстрой походкой направился в его сторону. Что-то изменилось в чешском офицере, Саблин не сразу понял — что. Блажек приблизился.