Грешная одержимость

— Дамы вперед. — Говорит мне Михаил с той же бесстрастной улыбкой.

Я так и делаю, вхожу в столовую и нахожу свое обычное место за столом.

Бен занимает свое обычное место рядом со мной, игриво толкая меня локтем. Я отвечаю тем же, нанеся ему хороший удар по ребрам, и он хмыкнул, слегка толкнув меня в плечо, бросая на меня злобный взгляд, поэтому я показываю ему язык.

— Дани, — предупреждает моя мама, садясь напротив меня, — как раз вовремя, чтобы обуздать наше детское поведение, прежде чем Михаил увидит.

— Бен тоже это делал, — ворчу я достаточно громко, чтобы мой брат мог услышать.

Он хихикает и бросает на меня искоса взгляд, говорящий, что ему было бы почти жаль меня, если бы он не находил это чертовски смешным.

— Спасибо, что позволили мне присоединиться к вам за ужином, — говорит Михаил, усаживаясь на место напротив Бена. — Бен рассказал мне так много хорошего о вашей семье. Я с нетерпением ждал встречи с вами.

— Мы тоже слышали о тебе хорошие вещи. Мы рады видеть тебя здесь. — Говорит мама с обаятельной улыбкой.

— Спасибо, миссис Ришелье. — Михаил вежливо кивает.

Я улавливаю лишь намек на акцент в гладком тоне бизнесмена и задаюсь вопросом, не мог ли он родиться здесь, в Штатах. Его имя наверняка намекало на восточноевропейское происхождение. Хотя в Нью-Йорке в наши дни, это мало что значит.

Пока мы все начинаем есть, потратив время на то, чтобы тайком рассмотреть его, я готова поспорить, что ему около тридцати пяти лет. Хотя на его темных волосах нет белых прядей, мне почти интересно, не красит ли он свои виски, судя по их сплошному черному цвету.

Он одет как человек со значительным богатством, тонкий покрой его синего костюма сшит до совершенства. И он говорит, как человек, пришедший из богатой семьи, его слова хорошо сложены, его тон красноречив.

По любым стандартам его можно было бы считать красивым в смысле высокого, темноволосого и выдающегося. Но даже когда он вовлекает моего отца в вежливую беседу, спрашивая подробности о его предстоящей кампании, я не могу помочь куче льда, которая оседает у меня в животе.

— Бен сказал мне, что вы, возможно, ищете инвесторов, которые поддержат вашу кандидатуру на пост губернатора, — легкомысленно говорит Михаил, прежде чем положить небольшой кусочек курицы в рот.

Папа важно откашливается.

— Да, я думаю, что проделал хорошую работу в качестве генерального прокурора Нью-Йорка и верю, что смогу изменить ситуацию к лучшему для штата в качестве губернатора.

— Я слежу за вашей политикой и не могу не согласиться. — Говорит Михаил. — И если Бен не упомянул об этом, я сам немного инвестор. В основном я баловался ресторанами, инвестируя в те, которые, по моему мнению, предлагают Нью-Йорку уникальные впечатления. Но в последнее время у меня появился больший интерес к политике.

— Да, Бен что-то об этом говорил, — признает папа, одобрительно кивая Бену.

Я смотрю на брата, мне любопытно, что он чувствует, когда о нем продолжают говорить, как будто его даже нет в комнате. К моему удивлению, Бен, кажется, почти нервничает, его пальцы сжимают серебро немного крепче, чем обычно. Его взгляд переключается с Михаила на папу, как будто он хочет, чтобы разговор прошел хорошо.

И лед в моем желудке затвердевает.

Бен никогда раньше не проявлял интереса к политической карьере отца. Во всяком случае, он всегда подшучивал над этим. Так что этот внезапный сдвиг, должно быть, связан с Михаилом и желанием произвести на него хорошее впечатление.

Заинтригованная незнакомой динамикой за нашим обеденным столом, я снова обращаю внимание на Михаила Сидорова.

— Я считаю, что ваша политика в отношении правоохранительной деятельности и насилия с применением огнестрельного оружия очень актуальна для событий, происходящих в последнее время. Я считаю, что преследование виновных в огромной степени повысит безопасность наших улиц. Фактически, буквально на днях одного из моих сотрудников задержали под дулом пистолета и ограбили при попытке доставить груз недалеко отсюда.

— Правда? — Спрашивает папа с ужасом в голосе. — С ним все в порядке?

Михаил качает головой, его лицо падает.

— К сожалению, он и несколько других мужчин, доставлявших груз, были убиты, когда пытались остановить ограбление. Столько бессмысленного насилия и преступлений, и большая часть их, кажется, исходит от тех мафиозных семей, которые действуют немногим лучше уличных головорезов.

Кровь отливает от моего лица, когда его слова доходят до цели, и я роняю столовое серебро на тарелку, а аппетит внезапно пропадает. Предупреждение Ефрема о «Братве Живодеров» и новых друзьях Бена отчетливо звучит в моей голове, и мне интересно, не связан ли Михаил каким-то образом с ними.

Все взгляды обратились на меня, и я покраснела, осознав, что моя вспышка эмоций была достаточно громкой, чтобы привлечь ко мне внимание.

— Извините. Я, эм… мне просто некомфортно говорить о смерти и насилии за обеденным столом, — бормочу я, опуская глаза на тарелку, пока Михаил внимательно изучает меня.