Грешная женщина

— Шевелиться больно, — сказал Дема, — а тут эта примчалась. Как будто ее звали.

И поза, ручки на коленях, и выражение смуглого, симпатичного личика были у Клары такие, словно она проходила пробу на роль Маши Севастопольской.

— Как же не звал, — возразила она елейным голоском. — Дедушка Ануфрий позвонил же от твоего имени.

— Я в припадке был, когда дал телефон.

— Ты всегда в припадке, — еще более сладким тоном утешила его Клара. — Скажите ему, пожалуйста, Евгений Петрович, чтобы он не придуривался.

— А он придуривается?

— Ну конечно. Я принесла ему щец, сама приготовила, а он не кушает.

— Сама готовила, сама и жри эту блевотину, — рубанул Дема.

— Я вообще-то не Ануфрий, — подал голос старик. — Наречен от рождения Антоном, а по батюшке действительно Ануфриевич.

— Какая разница? — удивилась Клара. — Скажите, Евгений Петрович, чтобы Димочка не капризничал. Если щи не совсем получились вкусные, то ведь все равно я старалась.

Старик авторитетно заметил:

— Щи, девочка, лучше всего сальцом заправить. Сало аромат дает.

— Как бы мне, Женюля, тет-а-тет с тобой потолковать с пяток минут? — Дема Токарев уже не походил на белый кусок мрамора, а как бы наполовину из него вылупился. Сейчас он напоминал пожилого цыпленка, высунувшего на волю пушистую удивленную головку. Вдовкин поглядел на Таню, и та его поняла.

— Пойдем-ка, Клара, покурим на лестнице, — позвала дворянку. — Мужские секреты, знаешь ли, лучше их не слышать.

Клара сказала, что она не курит, потому что это дурная, плебейская привычка, вредно отражающаяся на потомстве, но вышла вместе с Таней, одарив на прощание Дему таинственным взглядом. Дема красноречиво уставился на старика, но тот лишь успокоительно махнул рукой.

— Да вы обо мне не думайте, хлопцы. Я же глухой на оба уха. Из пушки стрельнут, не услышу.

Дема сказал:

— Надюха утром прибегала. Чего-то ты задумал, кореш. Давай выкладывай.

— Нечего выкладывать. Ты что, Саню не знаешь?

— Я и тебя знаю, — с тяжким вздохом погладил рукой спеленутую грудь. — Об одном прошу, дождись меня. Через недельку выпишусь. Дождись.

— Это не то, что ты думаешь.

— Душа болит, Женя. Как вспомню эти рожи! Не могу помереть, пока не поквитаюсь.

Вдовкин со странным чувством вглядывался в лицо друга, перекошенное непривычной, злой гримасой, будто и незнакомое.

— Прости меня, брат! Это ведь я тебя подставил.

— Нас жизнь подставила. Но дождись! Иначе сильно обижусь.

— Конечно, дождусь. Куда я без тебя.

Старик с хрустом разогнулся на кровати, сунул в рот «беломорину».

— Неладное затеваете, хлопцы. Одобрить не могу. Христос чему учил? Прости врага своего. Я вот всем простил. А обижали восемьдесят лет с гаком, и каждый день подряд. Пока в угол не загнали.

Вдовкин щелкнул перед ним зажигалкой.

— Ты же сказал, что глухой?

— Да он слышит, как мышь в подвале шуршит. Отбойный старикан. Пойдешь с нами ирода бить, Антон Ануфриевич?

— Это можно, почему нет? Святое дело врага укоротить. Я вот всех прощал, а что толку? Загнали в лазарет околевать, и хоть бы кто догадался передачку принесть. Хороший враг убитый. Не нами заведено.

Вдовкин понял старика. Разобрал пакеты, навалил ему на простынь яблок и мандаринов.

— А что это там у тебя вроде звякнуло, — поинтересовался Антон Ануфриевич. — Не беленький квасок?

— Вы разве употребляете?

— Он хоть политуру выжрет, кишки-то заспиртованные, — буркнул Дема, немного повеселевший. На угощение подтянулись и дамы.

— Евгений Петрович, мне бы тоже хотелось поговорить с вами наедине, — церемонно заявила Клара.

— Если Дема позволит?..

В переходе между этажами, под табличкой с перечеркнутой красной полосой сигаретой, они пристроились на подоконнике. Клара выудила из сумочки зеленую пачку ментоловых.

— Ты же говорила, влияет на потомство?

— Ой, это я чтобы ему было приятно. Вы не выдадите?

— Нет, конечно.

— Ой, ему так трудно стало угодить. Он и раньше был не очень хорошо воспитан, а теперь, вы же слышали, какие слова: жрешь, блевотина… Жуть!

Вдовкин дал ей прикурить и сам задымил.

— О чем ты хотела со мной поговорить?

— Как о чем? Вот именно об этом. — Вы же его лучший друг, правильно?

— Надеюсь.

— Вот вы и должны на него повлиять.

— В чем конкретно? Чтобы он не ругался?

Клара бросила на него пытливый взгляд, словно уточняла: заслуживает ли Вдовкин доверия.

— Понимаете, он решил, что раз он инвалид, то больше мне не нужен.

— Прямо как в фильме «Летчики».

— Про что это? Я не смотрела.

— Конечно, не смотрела. Это наш старый совковый фильм, еще военный, с Бернесом. Шварценеггер тогда еще и не родился. Там главного героя, летчика, ранили, он ослеп и решил, что будет в обузу своей любимой.

— Точно! — обрадовалась Клара. — Все как у нас. И чем там кончилось?

— Она его любила, это важная подробность. Ты разве любишь Дему?

Клара кокетливо поправила челку, поудобнее оперлась о подоконник, так что выпятился юный животик.

— Вы так спрашиваете, потому что он старше намного?

— Потому что он моряк, бретер, пьяница. А ты, как я слышал, девушка великосветская, с большими духовными запросами. Зачем он тебе?