Грешник

— После того, как ее стошнит, трахай ее еще, пока не останется ничего, кроме спермы, которую ты заставишь ее проглотить, — Джеймс вытаскивает свой член и ударяет им. Я чувствую, как по моим бедрам стекает влага.

— А если она попытается откусить мне член? — со смехом спрашивает он, стоя теперь прямо перед столом. Его молния расстегнута, а член в руке.

Я облизываю онемевшие губы.

Джеймс вынимает член из моей киски и еще раз шлепает меня по заднице.

— Она не будет. Шлюха любит задыхаться от члена.

— Ты ведь знаешь, что если она приняла «Молли», то рвота только заставит ее кончить сильнее, верно? — говорит парень.

Джеймс замирает, глубоко вогнав в меня свой член. Он наклоняется ко мне и, схватив за волосы, отрывает мое лицо от стола. Рыча мне в ухо, он требует:

— Ты это приняла?

Я не могу даже открыть глаза, не говоря уже об ответе. У меня болит лицо, и я открываю глаза только для того, чтобы увидеть, как стоящий передо мной мужчина снова дает мне пощечину. Зрение затуманивается, и я не могу понять, что это — наркотики или непролитые слезы. В любом случае, мне все равно.

— Он задал тебе вопрос, сука.

— Все равно, к черту это, — огрызается Джеймс, его бедра снова начинают двигаться, вдавливая мои в край стола. — Я хочу, чтобы это было грубо и грязно.

Я отстегиваю ремень безопасности, открываю пассажирскую дверь и падаю на колени. Спасибо, что машина уже стоит на обочине.

— Элли?

Я слышу, как меня зовет Син, но уже стою на коленях и блюю на гравий при этом воспоминании. Как меня и заставляли делать той ночью. Может быть, наркотики и повлияли на мою способность функционировать, но воспоминания впечатались в мой мозг, как клеймо, которое Син поставил мне на бедро.

Мой желудок сжимается, а плечи начинают трястись. Меня снова тошнит, а потом я начинаю судорожно отхаркиваться, так как сегодня я почти ничего не ела.

— Элли…

Краем глаза я вижу, как он подходит. Я протягиваю руку, чтобы он отошел, и снова начинаю судорожно отхаркиваться.

Когда мне больше нечем блевать, я склоняю голову, подтягиваю колени под себя и упираюсь руками в бедра. Я начинаю кашлять и сжимать руки в кулаки. Я чертовски плохо себя чувствую. Почему? Я жила с этим годами. Почему я не могу контролировать это сейчас?

— Давай, я помогу тебе подняться.

Син хватает меня за руки, поднимая на дрожащие ноги, и я отпихиваю его, затем опускаю задравшийся подол платья.

— Остановись, Истон.

При этом имени он стискивает челюсти.

— Почему? — спрашиваю я, проводя тыльной стороной ладони по своему рту.

— Почему что?

— Почему сейчас? После стольких лет? Почему ты все время везде? — спрашиваю я, не в силах оторваться от него. Как он узнал, что будет сегодня у меня дома? Может, это просто совпадение? Нет, я в это не верю. Особенно когда речь идет о Сине.

Он делает шаг ко мне, и я отступаю на шаг назад. Он останавливается, засовывая руки в передние карманы джинсов.

— Ты пробирался в мою комнату два года, но у нас никогда не было секса. Потом я начала спать с Дэвидом, и ты решил меня трахнуть?

— Элли…

— Ты обманул меня, — перебиваю его я, не особо заботясь о том, что он ответит на это. Сину не нужна причина. Он просто делает дерьмо, когда решает, что ему этого хочется. К тому же, я знаю об их обете безбрачия. Мне потребовалось несколько дней, чтобы понять, почему он так долго ждал. — Заставил меня думать, что ты кто-то другой.

Он молчит.

— Как долго бы ты позволил этому продолжаться? — Это я действительно хочу знать.

— А как долго ты бы продолжала трахаться со мной, со мной в маске и с Дэвидом? — огрызается Син, уходя от ответа на мой вопрос и задавая свой. — Ради всего святого, Элли. Можно подумать, одного члена было бы достаточно.