Грешники (СИ)

Но прежде чем машина трогается, все-таки наклоняется и стучит по стеклу, пока не опускаю его для разговора.

— Во-первых, у меня нет проблем с женщинами для здоровья, Отвертка, и если вдруг до твоей блестящей, но узколобой головы до сих пор не дошло, то я уточню — ты в эту категорию не попадала ни тогда, ни сейчас.

Я сжимаю в кулаки лежащие на коленях руки.

— Во-вторых, — продолжает Стас, — я не западаю на женщин, у которых настолько богатая личная жизнь. В-третьих, ты умная и с тобой есть о чем поговорить, но в сексуальном плане — абсолютно не мой тип.

— Взаимно, — отвечаю ему тем же.

Наверное, я перестала любить бэдбоев примерно лет в шестнадцать, когда мне начали нравится уверенные и спокойные молодые мужчины из окружения моего отца.

— Но я бы хотел иметь такого друга, как ты, — заканчивает Великан. — И думаю, если мы договоримся насчет взаимной фрэндзоны, у нас не возникнет больше вот таких недопониманий.

— Я не верю в дружбу между мужчиной и женщиной.

— Ну если пообещаешь не лезть мне в штаны, то можешь не верить сколько угодно.

Пока он молча, чуть вскинув проколотую штангой бровь, ждет моей реакции, я пытаюсь придумать какое-то убийственно железобетонное «нет» на его предложение дружбы. Если честно, в моей жизни еще не было мужчины, который бы делал это вот так, словно ему мысль об отношениях со мной почти что глубоко противна.

— Оставишь свой номер? — предлагаю я. — Извини, сейчас правда сильно опаздываю — у меня собеседование с няней, уже третье за две недели. Если я…

Великан молча протягивает визитку, которую я, не глядя, бросаю в сумку.

— Я позвоню. — Вру, не моргнув глазом.

Он молча несильно стучит кулаком по стеклу и отходит.

Глава 78

Со дня смерти Гарика я виделась с его матерью всего дважды — на похоронах и через пару недель, когда читали завещание.

Когда она узнала, что все принадлежит мне, вид у нее был зловещий.

А когда я узнала, что почти все ее имущество куплено на деньги «ОлМакс» и оформлено через пару компаний, которые успел открыть Гарик, до меня медленно, но все-таки дошло, что теперь вся ее красивая жизнь так или иначе зависит от меня.

Я хотела как можно скорее отделаться от этого бремени, поэтому поручила юристам и бухгалтерам сделать необходимые расчеты, и предоставить мне итоговую сумму содержания. Она оказалась немаленькой, но и не разорительной. На имя матери Гарика открыли спецсчет, переоформили все это как «дивиденды», и я избавила себя от необходимости испытывать угрызения совести.

Но в пятницу вечером, в канун Нового года, свекровь снова всплывает на горизонте.

— Дашуля, это нельзя есть, — я пытаюсь вытащить из цепких ручонок дочери игрушечного Деда Мороза.

Его пышная борода беспощадно изжевана и липкая от слюны.

— Ыыы, — тянет Даша, пытаясь вернуть себе игрушку.

Ей без двух недель год, но она не спешит разговаривать.

В ее лексиконе есть вездесущее «ыыы», которое она использует буквально для всего.

Пятьдесят оттенков «ыыы» — а не ребенок.

Я отставляю пострадавшего на самую высокую полку стеллажа, и пока пристраиваю на ветку шелковый бант, Даша успевает выковырять из-под елки бедную Снегурочку и уже вовсю отковыривает с ее кокошника звездочки.

Начальник охраны появляется в гостиной как раз когда я пытаюсь отвоевать у моего Лисенка ее очередную добычу.

— Мария Александровна, с пульта говорят, что приехала Анна Александровна. Говорит, что у нее к вам разговор.

В моей голове даже мысли не возникает, что она нарочно выбрала это время, когда все нормальные люди мирятся и прощают друг другу обиды. Скорее всего, случилось что-то такое, что нужно вывалить мне под нос как лошадиное дерьмо — сразу все разом.

— Впускать? — осторожно спрашивает начальник охраны. — Или сказать, что вас нет дома?

Я почти соглашаюсь дать отмашку на второй вариант. Встречаться со свекровью сейчас — точно не лучшее время. Я отпустила няню Даши до конца всех праздников, и «тёплую встречу» с семьей предстоит пережить в присутствии дочери.

А с другой стороны — свекровь все равно придет. Не сегодня, так завтра — раз уж у нее появилась причина для личного визита, в покое она меня не оставит. И лучше пережить ее сейчас, чем под бой курантов.

— Пусть пропустят.

— Я буду рядом, Мария Александровна, — как бы между делом говорит охранник.

Он работал здесь задолго до моего появления, наверняка знает о том, какой бывает мать Гарика, когда взбеленится.

Свекровь появляется в гостиной как ураган — идет резко, как будто хочет оставить отпечатки каблуков на мраморных плитах пола. Осматривает комнату, задерживает взгляд на том месте, где раньше висела красивая экспозиция семейных фотографий Лисиных. Теперь ее заменила большая картина старого Парижа — мы с Гариком потратили кучу времени и подписали кучу документов, чтобы вывезти ее с собой.

А ту экспозицию мой муж все равно никогда не любил, так что я избавилась от нее без сожаления.

— Я так и знала, что ты решишь избавиться от нее, — явно провоцирует свекровь.