— Мне претит отвергать человека, будь он белым или черным, за какое-либо заблуждение в прошлом и смотреть с недоверием на него и на всю его последующую жизнь.
— Ваша доброта и человеколюбие всем известны, господин граф!
— То, что я делал и делаю, не более чем обязанность, которую должен исполнять каждый.
Негр, в котором читатель, вероятно, уже узнал Марцеллино, все еще лежал на дне таможенной лодки и извивался, как раненая змея, то свертываясь клубком, то растягивая свои черные мускулистые члены.
Боязливо следили за ним трое остальных негров.
— Что случилось с этим черным? — крикнул им таможенный чиновник.
— О масса, черная рвота! — ответили они.
Так называется в Бразилии желтая лихорадка.
— Перенесите больного сюда на пароход! — приказал Эбергард.
— Как, граф, вы хотите…
— Оказать больному помощь, прежде чем будет поздно это делать. Оставьте негра на мое попечение, я постараюсь, чтобы ему была оказана медицинская помощь, и привезу его с собой на остров Виллегеньон, где «Германия» простоит до завтрашнего утра; оттуда он, если выздоровеет, может легко вернуться к месту своей службы.
Офицер согласился на предложение графа, тем более что ему самому было весьма неприятно находиться рядом с больным негром. Гребцы таможенной лодки перенесли Марцеллино на пароход.
— Отнесите больного в маленькую каюту рядом с моей! — приказал Эбергард, подходя ближе к несчастному.— Сандок, попроси сюда доктора!
В то время как матросы переносили больного в каюту, Эбергард простился с таможенниками.
«Германия» тронулась в путь и через несколько часов достигла залива Рио-де-Жанейро.
Эбергард спустился в каюту, чтобы осведомиться о здоровье больного негра.
Доктор, еще молодой человек, успокоил его:
— Я дал ему лекарство и велел покрыть одеялами. У него нет желтой лихорадки. Я еще не могу сказать, не разовьется ли в нем какая-нибудь другая болезнь, но мне кажется, что негр будет завтра совершенно здоров. Потрудитесь сами убедиться в этом, господин граф!
Доктор тихо отворил дверь каюты.
Это была низенькая, но очень уютная комната. Под окном из толстого матового стекла находилась постель, прикрепленная к стене. Стул и стол довершали убранство каюты.
Марцеллино лежал на подушках, покрытый одеялами. Этот злодей, душа которого была чернее его кожи, притворился спящим.
Эбергард приблизился к нему.
Марцеллино открыл глаза и стал пристально всматриваться в озабоченное лицо графа Монте-Веро.
— О масса! — проговорил он, сверкнув глазами.— Марцеллино хотел бы знать имя благородного массы!
— Вероятно, тебе теперь лучше? — спросил Эбергард.— Ты крепкий человек, хочешь остаться гребцом на таможенной лодке?
— О масса, это тяжелая работа! Марцеллино хотел бы работать на плантациях сахарного тростника…
— Если будешь прилежным и честным, твое желание исполнится.
— Бедный негр думает, что никто другой не может говорить так, кроме благородного графа Монте-Веро! — проговорил Марцеллино, пытливо вглядываясь в лицо Эбергарда.
— Ты угадал, Марцеллино: я Эбергард Монте-Веро, и ты поедешь со мной!
— Эбергард Монте-Веро? — повторил негр.— Благодарю, масса, бедный негр готов ехать с массой в любую глушь. О, теперь Марцеллино вовсе не болен!
Негр приподнялся на постели, делая вид, что хочет поцеловать край платья своего благодетеля.
— Не делай этого, Марцеллино, ты не раб, а свободный человек, который честно зарабатывает свой хлеб, ты возьмешь себе жену и вместе со своими собратьями будешь работать в моих колониях. Доказать свою благодарность мне ты можешь прилежной работой.
— О, Марцеллино будет делать все, что говорит масса! — пробормотал негр, отбрасывая одеяло.
— Ты должен лежать в постели до завтрашнего утра, а потом вместе со мной отправишься в Рио-де-Жанейро. Я напишу таможенным чиновникам, чтобы они знали, что ты остался.
Марцеллино прошептал слова благодарности, и Эбергард вместе с доктором вышел из каюты.
Граф направился в свою рабочую комнату. Она была невелика, но убрана с комфортом. Вдоль стен ее стояли мягкие диваны.
Над письменным столом из черного дерева, прикрепленным к стене, висела лампа. По обеим сторонам стола в стены были вделаны хрустальные зеркала. Пол устилал дорогой ковер.
Эбергард сел за письменный стол. Начинало смеркаться, за окном все яснее обрисовывался остров Виллегеньон с его укреплениями, освещенными брандвахтенными судами и огнями на мачтах стоявших на якоре кораблей.
Сандок, знавший, что его господин не любит, чтобы ему мешали в эти часы, сидел на палубе, беседуя с Мартином.
Эбергард написал несколько писем, затем сложил бумаги и, закурив сигару, лег на оттоманку головой ко входу, прикрытому портьерой.
Через несколько минут портьера тихо раздвинулась и показалась голова Марцеллино.
Негр увидел графа, лежавшего на оттоманке. Он вынул из фаи, обтягивавшей его бедра, кинжал. Затем, сгорбившись, осторожно ступил сначала одной, а потом другой ногой в комнату, ковер заглушал шаги.