— Вот оно что, — промолвила мать Синклера и обратилась к сыну: — Когда ты освободишься, Синклер, поднимись ко мне, мне нужно серьезно поговорить с тобой.
С этими словами она повернулась и зашагала прочь.
— Моя мать все еще живет в прошлом веке, — извиняющимся тоном сказал Синклер.
— В любом случае мне уже пора ехать домой, — сказала Юджиния и направилась слегка неверной походкой к конюшне за Джеком.
Она не желала больше видеть Синклера, разозлившись на него и его мать.
— Подожди… — попытался Синклер остановить ее.
— Прощайте, ваша светлость, — бросила она через плечо, сделав ударение на слове «прощайте».
Юджиния давала герцогу понять, что это их последнее свидание. Вчерашние ласки Синклера вселили в ее душу робкую надежду на то, что счастье возможно, что ей удастся покорить сердце Синклера, что он сделает ей предложение руки и сердца… Но сегодняшняя встреча все расставила по своим местам. Поведение матери Синклера дало Юджинии ясно понять, что она в этой семье придется не ко двору.
Синклер не бросился вдогонку. Юджиния решила, что он побежал на зов матери, и та запретила ему иметь дело с крестьянками. Неприятная женщина! Какое право она имела разговаривать в таком пренебрежительном тоне с Юджинией? Или она считала себя на голову выше остальных и поэтому нарушала правила хорошего тона в общении с окружающими? Юджиния наконец поняла, откуда у Синклера столь высокомерные замашки.
Теперь она считала брак с Синклером невозможным. Она не желала всю жизнь смотреть на него и его родственников снизу вверх. Нет, Юджиния никогда не впишется в мир светских львиц и аристократов. Она всегда будет для них чужой. Наконец-то ее озарил холодный свет правды.
Шагая к конюшне, она ни разу не оглянулась, хотя понимала, что видит Синклера в последний раз. Как она могла распустить язык перед подругами и вообразить, будто сможет выйти замуж за герцога? Нет, эта задача была невыполнима. Охота на женихов вообще дело обременительное и непредсказуемое.
Что же касается подруг, то Юджиния могла выдумать для них какую-нибудь историю, наплести с три короба. Но она решила быть честной. В конце концов, если жизнь станет совершенно невозможной, она уедет с бродячим цирком и станет цирковой наездницей.
Глава 14
Как и предполагал Синклер, мать ждала его в своей комнате. Держа спину идеально прямо, она сидела, сложив руки на коленях и высоко держа голову. Ее темные глаза следили за каждым движением сына, и это заставило Синклера развязно упасть в кожаное кресло и развалиться в нем, хотя обычно он этого не делал:
Вдовствующая герцогиня вздрогнула. Поведение сына покоробило ее.
— Синклер, — с горечью промолвила она, — что с тобой происходит? Впрочем, не надо, не отвечай. Я уже все знаю, и именно об этом мне хотелось поговорить с тобой.
— Ты научилась читать мои мысли, мама? — насмешливо спросил Синклер.
Темные глаза матери впились в сына, и в конце концов она добилась того, чего хотела.
— Прости меня, мама, за ребячество. Я внимательно слушаю тебя. О чем ты хотела со мной поговорить?
— Разговор будет серьезным, но сначала я бы хотела вспомнить, как ты впустую тратил время, занимаясь живописью. Я знаю, мой брат надоумил тебя писать картины и внушил тебе бредовую мысль, будто ты — художник. С тех пор прошло много лет, и я думала, что ты образумился. Это занятие — ребячество, Синклер, бессмысленная трата времени, и ты должен остановиться, пока не поздно. Если бы ты писал пейзажи, то, возможно, я бы с этим смирилась, но ты изображаешь обнаженных женщин! Это занятие не для джентльмена, и тем более не для герцога! Я не допущу, чтобы ты писал подобные картины!
Синклер на мгновение потерял дар речи, а затем его охватил гнев.
— Как ты узнала… — начал было он, но тут же задохнулся от ярости.
— Я всегда поощряла в слугах верность и преданность, и они до сих пор докладывают мне обо всем, что происходит в Сомертоне, — самодовольным тоном произнесла вдовствующая герцогиня.
И это еще больше взбесило Синклера.
— Ты приставляешь ко мне шпионов?!
— О, успокойся, Синклер. Я твоя мать, и моя обязанность присматривать за тобой. Ты часто сбивался с правильного пути, у тебя была склонность к безрассудным действиям. Хотя должна признать, что до недавних пор ты вел себя безупречно, в полном соответствии с волей твоих родителей. И когда я услышала, что ты вновь взялся за кисти и краски, я никак не могла взять в толк, что побудило тебя сделать это. Но теперь я все поняла.
Синклер не знал, что сказать. В голове у него роились мысли, но ни одну из них он не мог облечь в убедительные для матери слова. Кричать и топать ногами было бесполезно. Мать не понимала, что такое выплеск эмоций, и не одобряла демонстрации чувств.
— Да, я герцог Сомертон, — наконец произнес он с холодным спокойствием, предвещавшим бурю, — взрослый мужчина двадцати семи лет. И я не нуждаюсь в указаниях. Даже твоих, мама. Займись чем-нибудь и не вмешивайся в мою жизнь.