Грешные намерения

Он бы расхохотался, если бы только эта ситуация не была скорее трагической, чем смешной. Почему она настолько провинциальна в своем отношении к плотским утехам? Он прищурился. Может быть, ее супруг был ханжой или просто неполноценным.

Кэр вспомнил, что она почти никогда не упоминала своего мужа, хотя утверждала, будто любила его. Лазарус открыл рот, собираясь расспросить ее о покойнике, но карета, качнувшись, остановилась. Кэр выглянул в окошко и увидел, что они в конце Мейден-лейн.

Темперанс уже выбиралась из кареты.

Он поднялся.

— Все в порядке, — поспешила заверить она. — Я сумею выйти сама.

Он сдержанно улыбнулся:

— Не сомневаюсь, что сумеете, но я собирался проводить вас до дверей.

— О, но… — Она замолчала, увидев его лицо. После этого она тихонько вышла из кареты.

Как только они оказались на улице, он взял ее под руку, испугавшись, что она просто сбежит. Они молча подошли к двери, и он к этому времени уже был в гневе, хотя не мог объяснить почему. Как только они подошли к дому, Темперанс повернулась, очевидно, собираясь войти, даже не пожелав ему доброй ночи.

В Кэре что-то взорвалось. Он выругался и, повернув ее лицом к себе, впился в ее губы. Этого он и хотел; это укротило животное, сидевшее в нем; и ее мягкие губы, и тихий вздох, когда он провел по ним языком. Он не мог понять это безумное звериное желание, владевшее им. Он хотел ее, хотел что-то получить от нее — и не знал, что именно. Он только знал, что если эту ужасную потребность не утолить, то он потеряет какую-то часть самого себя. Это была неясная мысль, и когда он поднял голову, то увидел на лице Темперанс такую же растерянность. Возможно, она тоже была охвачена чем-то ужасным, чего не могла понять. Она раскрыла рот, словно собираясь что-то сказать.

Но, ничего не сказав, отвернулась.

— Темперанс!

Она остановилась, не оборачиваясь.

— Я… я не могу. Доброй ночи. — И постучала в дверь своего дома.

Господи! Он повернулся, топнув по неровным камням мостовой. Так не может продолжаться.

Дорога домой была длинной и утомительной. Когда он добрался до своего дома, часы уже пробили полночь. Он отдал дворецкому шляпу, плащ и трость и уже направлялся к лестнице, когда дворецкий кашлянул.

— Милорд, у вас гостья.

Лазарус повернулся и удивленно посмотрел на слугу. Дворецкий поклонился.

— В библиотеке вас ждет леди Кэр.

Лазарус направился в библиотеку, сердце забилось от какого-то необъяснимого волнения. Он распахнул дверь и сразу же увидел мать. Она сидела на диване, разложив блестящие синевой юбки, склонив голову на плечо. Она уснула, ожидая его. Он на цыпочках подошел к дивану, почему-то не решаясь разбудить ее. Как давно он рассматривал ее? С тех пор прошли годы, а может быть, и десятилетия. Она всегда была красива. Черты ее лица, утонченные и аристократические, не изменились, но он заметил чуть расплывшийся овал лица и морщинки вокруг глаз. Наклонившись, поискал другие изменения и почувствовал запах апельсинов. Ее духи. Она всегда пользовалась ими, и их аромат пробуждал в нем воспоминания детства. Как она приходила, когда он пил чай, ему тогда было лет семь или восемь. Как она перед тем, как уйти, целовала его в щеку. Мать пошевелилась, и он поспешно отступил.

— Лазарус. — Она открыла свои пронзительно-голубые глаза. — Я бы спросила, где ты был, если бы не боялась твоего ответа.

— Мадам. — Он прислонился к каминной полке. — Чем обязан вашему посещению?

Она улыбнулась, игриво и кокетливо, но ему показалось, что губы у нее задрожали.

— Разве мать не может заехать к своему сыну?

— Я устал. Если вы приехали только поразвлечься, то извините, я лучше пойду спать. — Он повернулся к двери, но мать остановила его:

— Лазарус. Пожалуйста.

Улыбка исчезла с ее лица, а губы действительно дрожали. Она вздохнула, словно сдерживая себя.

— У тебя найдется какое-нибудь вино?

Он снова посмотрел на мать и тоже вздохнул. Возможно, потому, что время было позднее, а может, от усталости, но он тоже был не прочь выпить, только не вина. Он достал графин и налил им обоим по рюмке бренди.

— Насколько я помню, вы предпочитаете это. — Он протянул ей бренди.

— Помнишь? — удивилась она, согревая рюмку в ладонях. — Откуда ты узнал?

Он пожал плечами и сел напротив нее.

— По-моему, однажды вечером я видел вас в кабинете отца.

Она подняла брови, но ничего не ответила. Затем они молча выпили бренди. Наконец она сказала:

— Ты возил эту женщину на бал леди Стэнвик. Она произнесла это равнодушно.

— Ее зовут Темперанс Дьюз. Она содержит приют для подкидышей в Сент-Джайлсе.

— Детский приют? — Она бросила на него быстрый взгляд.

— Да.

— Понятно. — Она, поджав губы, смотрела на свое бренди.

— Зачем вы приехали, матушка? — осторожно спросил он, ожидая обычную драматическую сцену. Возможно, даже ядовитый сарказм. Но мать немного помолчала. А потом сказала:

— Знаешь, а я любила ее.

И он понял, что она говорит об Аннализе, умершей почти четверть века назад.

— Три раза у меня были выкидыши, — тихо сказала мать. — Один раз перед твоим рождением и дважды перед тем, как родилась Аннализа.

Он пристально посмотрел на нее.

— Я не знал. Она кивнула: