Наступила гнетущая тишина, после чего она тихо произнесла:
— Не... пришло моё время... входить. — Её слова перемежались с тяжёлыми вздохами боли.
— Чьего согласия вы дожидались?
Наступила долгая пауза. Видимо миньон прикидывала, что ещё мог сделать с ней Захариил. В конце концов, решив, что это того не стоит, она сказала:
— Бремя.
Бремя — демон, который был когда-то заместителем могущественного повелителя демона Жадности и являлся одним из самых жестоких воинов ада. В настоящее время он обитал без хозяина.
— Где он сейчас?
— Не... знаю.
Она не лгала.
— Как Бремя связался с тобой?
— Болезззнь слишком зззанят... ссс людьми... Я должна была объединиться... ссс кем-нибудь. Бремя был... по-моему мнению... сссамым могущественным.
— Скажи, что он приказал?
— А сам как... думаешь... что он приказал?
Захариил кивнул Тэйну.
Тэйн повернул клинок.
Миньон захрипела сквозь боль:
— Мы сссобирались... позабавиться... с человеческой женщиной. С той... чей зззапах ощущается... на твоей одежде.
— Почему?
— Не... спрашивали. Не... заботило.
Правда.
— Ты заслужила свою смерть, миньон. Она ваша, — обратился Захариил к своим воинам.
Тэйн вынул клинок, и она расслабилась. Секунду спустя, вспыхнули пять огненных мечей и в мгновение ока миньона лишили головы и всех конечностей. Демонам нравился огонь, и они могли ему противостоять. Только огонь ада являлся огнём проклятья. Мечи воинов пылали огнём правосудия, и с ним демоны не могли совладать.
Воины Захариила прижали кончики мечей к каждой части миньона, пока плоть и кости не охватило пламя, превратив их в пепел, который тут же развеялся по ветру.
У Захариила появились ответы, которые он искал. Вопрос в другом — что с ними делать.
Глава 5
Ну, это не совсем правильное заявление. Обстановку она уже сменила. Первым делом.
После того, как она жадно съела то, что заказала, и почувствовала, что живот вот-вот лопнет, Аннабель приняла душ и стала ощущать себя чище, чем когда-либо за последние четыре года. Если бы только она могла почувствовать себя полностью очищенной, но нет. Аннабель ощущала под кожей, в крови слой грязи, от которого невозможно было избавиться.
Аннабель переоделась в майку и мягкие свободные штаны, которые попросила у облака. Затем она просто стояла. Стояла, пока её полностью не охватила усталость, и Аннабель попросила у облака —
К утру всё её тело просто ломило от боли, и Аннабель напрочь позабыла все свои беспокойства. Вскоре после этого она начала дрожать и потеть — начали сказываться годы ежедневного принятия наркотиков, и очевидно... побег оказался не самым мудрым решением. Да, Аннабель могла попросить у облака что-нибудь успокаивающее, но всеми фибрами души противилась этому. Она не желала поступать с собой так, как обращались с ней доктора.
На второй день её снова и снова рвало, до тех пор, пока желудок не опустел, за исключением, наверное, осколков стекла и ржавых гвоздей. И ещё, вероятно, стада испуганных буйволов.
На третий день вернулась дрожь и потение. Аннабель ослабела так, что едва могла поднять голову или даже открыть глаза.
В конце концов, сон прорвался сквозь возведённую Аннабель стену сопротивления, и она скользнула в страну сновидений, в которой её обнимали и целовали родители, говорили, как сильно они её любят, а старший брат — Брэкс — водил костяшками пальцев по её волосам. Боже, как же Аннабель скучала по нему. С момента её ареста, Брэкс проявлял к ней явное отвращение.
Когда-то давным-давно он запугивал всех парней, которые хотели пригласить Аннабель на свидание. Каждое утро, готовя ей завтрак, когда родители торопились на работу, Брэкс улыбался ей. По пути в школу он давал ей наставления об усердной учёбе и получении хороших оценок, которые могли обеспечить ей поступление в хороший колледж и прекрасное будущее.
Сейчас воплотить это в жизнь было невозможно. Мужчина, которым стал Брэкс, не верил воспоминанию Аннабель того рокового утра. Он не доверял ей, больше не обожал её и не желал своей сестрёнке лучшего.
Несмотря на чувство эйфории, которое она ощутила, оказавшись вне стен психушки, несмотря на желание жить собственной жизнью, счастливой и беззаботной, правда была неизбежна: единственное ожидаемое для неё будущее — бегство от закона.