– Он стал подтрунивать над ней, говорил, чтобы она не очень-то распространялась о своей находке, если не хочет лишиться лоскута.
Ханна прикрыла рот ладонью.
– А Эли сказала, что на ее находку никто не посмеет покуситься. Что украсть лоскут можно только…
– …через ее труп. – Лицо Спенсер приобрело пепельный оттенок. – А Йен на это ответил нечто вроде: «Ну, если иначе нельзя».
–
У Эмили заурчало в животе. Слова Йена оказались пророческими, но кто мог тогда отнестись к этому серьезно? В ту пору об Йене Томасе она знала лишь то, что в роузвудской школе его считают своего рода палочкой-выручалочкой: к нему обращались за помощью, когда нужно было провести день увеселений на открытом воздухе в начальной школе или согнать малышей в столовую, если школьные автобусы запаздывали из-за снегопада. В тот день, после того как Эли со своей свитой удалилась, Йен развернулся и неспешным шагом направился к своей машине. По его поведению нельзя было сказать, что он похож на человека, замыслившего убийство… бр-р, даже мурашки бегут по коже.
– А на следующее утро, когда Эли пришла в школу, вид у нее был такой самодовольный… Сразу стало ясно, что она нашла частичку флага, – произнесла Спенсер, хмурясь, словно ей до сих не давало покоя то, что флаг нашла Элисон, а не она сама.
– А мне так хотелось заполучить ее лоскут, – сказала Ханна, глядя на фото.
– Мне тоже, – призналась Эмили, взглянув на Арию. Та смущенно топталась на месте, старательно избегая взглядов подруг.
– Мы все мечтали о победе. – Спенсер снова опустилась на диван и прижала к груди синюю атласную подушку. – Иначе через два дня не явились бы к ней во двор, чтобы выкрасть ее находку.
– Вам не кажется странным, что нас
Неожиданно в комнату влетела сестра Спенсер Мелисса в мешковатом бежевом свитере и широких джинсах. Ее круглое лицо было серым.
– Девчонки, – дрожащим голосом сказала она. – Включайте новости.
Эмили и остальные смотрели на Мелиссу в оцепенении. Раздосадованная, Мелисса схватила пульт и сама переключила на четвертый канал. На экране высветилась толпа, сующая микрофоны кому-то в лицо. Изображение прыгало, словно оператора постоянно пихали со всех сторон. Потом некоторые головы отодвинулись в сторону. Сначала Эмили увидела мужчину с волевым подбородком и поразительными зелеными глазами. Это был Даррен Вилден, самый молодой полицейский в Роузвуде, офицер, который помог им отыскать Спенсер, когда ее похитила Мона. Вилден отступил в сторону, и телекамера сфокусировалась на человеке в мятом костюме, с длинными золотистыми волосами, которые не спутаешь ни с чьими другими.
– Йен? – прошептала Эмили, обмякнув всем телом.
Ария взяла ее за руку.
Спенсер, побелев как полотно, смотрела на Мелиссу.
– Что происходит? Почему он не в тюрьме?
– Не знаю. – Мелисса беспомощно покачала головой.
Светлые волосы Йена сияли, как отполированная бронза, но сам он выглядел осунувшимся. Камера взяла в объектив корреспондента четвертого новостного канала.
– У матери мистера Томаса выявили рак поджелудочной железы, – объяснила она. – Только что состоялось слушание, назначенное в экстренном порядке, и мистера Томаса временно отпустили под залог, чтобы он мог навестить больную.
–
Заголовок в нижней части экрана гласил: СУДЬЯ БАКСТЕР ВЫНЕС ПОСТАНОВЛЕНИЕ ПО ХОДАТАЙСТВУ ТОМАСА ОБ ИЗМЕНЕНИИ МЕРЫ ПРЕСЕЧЕНИЯ. У Эмили кровь застучала в висках. Адвокат Йена, седовласый мужчина в костюме из ткани в тонкую полоску, пробрался сквозь толпу и встал перед камерами. На заднем плане засверкали вспышки.
– Мать моего клиента находится при смерти, и она пожелала провести последние дни с сыном, – заявил он. – Я очень рад, что нам удалось добиться временного освобождения. До суда, который состоится в пятницу, Йен будет содержаться под домашним арестом.
Эмили стало дурно.
– Под домашним арестом? – повторила она, выронив руку Арии. Большой дом в стиле кейп-код[20], в котором жила семья Йена, находился недалеко от усадьбы Хастингсов. Однажды, когда Эли еще была жива, Эмили услышала, как Йен говорил Мелиссе, что из окна его комнаты видна мельница Хастингсов.
– Не может быть, – протянула Ария, словно в ступоре.
Репортеры совали микрофоны Йену в лицо, забрасывая его вопросами:
– Ваше мнение о принятом решении? Каково вам было в окружной тюрьме? Вы считаете, что против вас выдвинуто несправедливое обвинение?
– Да, меня обвинили несправедливо, – отвечал Йен громким сердитым голосом. – А тюрьма – это ад, как и следовало ожидать. – Он поджал губы, злобно глядя прямо в объектив. – И я сделаю все возможное, чтобы никогда туда больше не возвращаться.