— Я такой и есть, милая, — сухо признал Джейк.
— Ты англичанин?
— Ты так решила из-за моего акцента? — Он покачал головой. — Нет, просто моим учителем английского был сержант-кокни в Малайзии.
— В нескольких. Я был наемником с четырнадцати лет. Не самая приятная картинка?
— С четырнадцати?
— Надо было как-то жить. Знаешь ли, есть у меня дурная привычка время от времени хотеть есть.
— А где же были твои родители? Джейк пожал плечами.
— Кто знает! Я вырос на улицах Бангкока. — Он спокойно смотрел на нее. — Не могу дать тебе никаких гарантий своего благородного происхождения и не собираюсь за это извиняться. Если возникнут какие-то проблемы…
— Происхождения? — Она посмотрела на него, нахмурившись. — Какой же ограниченной и самодовольной аристократкой я тебе представляюсь!
Его губы изогнулись в горькой улыбке.
— Ты только посмотри, до чего мы дошли, милая. Не мог в это поверить, когда шел сюда. Безалкогольная вечеринка! Кажется, что за дверями двадцатые годы. Нежная музыка, приглушенный свет и благопристойные разговоры. Как только я вошел, то сразу понял, что Паллал привел меня сюда, чтобы запугать. — Он снова притянул ее ближе. — А потом я увидел тебя в этом белом платье, ты выглядела, как послушная маленькая девочка, которая сейчас пойдет в воскресную школу. Ты хорошо вписываешься в место вроде этого.
— Вздор! — Мэри состроила гримасу. — Надеюсь, ты не будешь относиться ко мне, как к хорошей маленькой девочке.
— Но я думаю, что это соответствует действительности. — Его глаза лукаво сверкнули. — Спорю, что ты всегда убираешься в своей комнате, каждую неделю навещаешь тетушку Марго, хоть и терпеть ее не можешь, и всегда умиляешься, видя бродячую собаку или кошку.
— У меня нет никакой тетушки.
— Но остальное верно? Она наморщила нос.
— Говорят, что наша внешность определяет представление о нас. Я знаю, что выгляжу такой же правильной, как горячее молоко и бабушкино печенье, но на самом деле…
— А мне нравится горячее молоко.
— Да ладно, оно никому не нравится!
— Тогда мне нравится Мэри Харланд. Держу пари, всем нравится Мэри Харланд.
— Только престарелым тетушкам… — Мэри осеклась, взглянув на Джейка. Ее словно обдало жаром, и она стояла, беспомощно глядя на него, пока они медленно покачивались взад и вперед.
— Мэри!
Она снова положила голову ему на плечо. Ее щеки пылали; все ее тело стало болезненно чувствительным. Они надолго замолчали, и Мэри с изумлением поняла, что с каждой минутой ее ответная реакция на его притяжение усиливается. Неожиданно девушку охватила дрожь. Что происходит? Ей казалось, что она тает, как снег под лучами весеннего солнца.
— Мне… мне нравится эта мелодия. Чудесная песня, у моего отца есть запись, где ее поет Фрэнк Синатра.
— Никогда не слышал ее раньше.
— Это «Когда я тебя покидаю…». Приглушенные меланхоличные звуки плыли в воздухе, пробуждая в глубине души светлую и немного грустную нежность.
— О чем эта песня? — тихо спросил Джейк.
— Не помню. Что-то о человеке, который покидает любимую и боится, что она проснется раньше, чем он уйдет.
— Не думаю, что мне бы это понравилось. Этот мужчина — полный дурак.
— Потому что не хочет ее разбудить?
— Потому что вообще оставляет ее. Человек должен стараться удержать то, что он ценит. — Джейк сильнее сжал Мэри в объятиях. — Все равно мелодия прекрасна. Мы будем двигаться под музыку и забудем о словах.
Нежная мелодия, низкий голос Джейка, близость его сильного тела — все это казалось Мэри волшебством, сладким, как звуки песни.
— Мне кажется… Мне лучше уйти.
— Ты боишься, — заметил Джейк, заглядывая в глаза Мэри. — Я тоже. Никогда раньше я не испытывал ничего подобного. Просто не верил, что это может случиться.
— Что ты имеешь в виду?
— «Никогда не любившие прежде, полюбили с первого взгляда», — процитировал он.
— Любовь… — Мэри снова ощутила сладкую дрожь и покачала головой. — Это не любовь. Несмотря на то что говорил Шекспир, любви не существует…
— Чапмен. — Что?
— Это Джордж Чапмен. «Слепой нищий из Александрии», 1598 год.
Мэри никак не ожидала услышать подобное из уст Джейка Дарси.
— Ты любишь стихи?
— Люблю, но я в некотором роде мошенник. Я не мог научиться читать, поэтому подкупил одного солдата, чтобы он читал мне вслух сборник стихотворений — а в нем было добрых восемьсот страниц — снова и снова. К концу кампании я выучил всю проклятую книгу. — Он усмехнулся. — Ты удивишься, если узнаешь, как впечатляет пара строк, искусно вставленная в нужное время и в нужном месте.
— Почему ты не попросил его научить тебя читать?
— У меня дислексия[3] Естественно, тогда я этого не знал. Думаю, у меня были проблемы с головой.
«Но он преодолел это препятствие, как и все тяготы своего детства», — подумала Мэри. Но вслух сказала только:
— Удивительно.
— Я произвел на тебя впечатление? Хорошо. Я к этому и стремился. В дополнение к физиологии никогда не повредит немного уважения.