Грешный и влюбленный (Древнее проклятие)

Танцующие пары, несмотря на умолкший оркестр, все еще толпившиеся в центре зала, стали расходиться, словно это громогласное «Что?» спугнуло их.

Ранд испытал жгучее удовлетворение, когда, глядя прямо в высокомерное лицо графа Холифелда, сказал:

— Былая мисс Силван Майлз ныне — герцогиня Клэрмонтская.

При этих словах Силван шагнула из-за спины Хоторна и оказалась лицом к лицу с Рандом.

— Это ненадолго, — заявила она.

— Что вы хотите этим сказать? Что значит: «ненадолго»? — взвился Холифелд, как будто имел право спрашивать.

— Его милость был настолько любезен, что согласился аннулировать брак со мною.

Голос Силван, звучавший поначалу звонко, понемногу стал затихать, а на последнем слове вообще был еле слышен, и Ранду показалось, что даже стены бального зала наклонились, чтобы расслышать, что она говорит.

— Аннулирование? — Холифелд скользнул по залу прищуренными бегающими глазками, сопровождая взгляд порочной ухмылкой. — — Вы всерьез рассчитывали заполучить нетронутое добро?

Саган, Хоторн и Ранд разом кинулись к Холифелду. Ранд нанес первый удар — кулак угодил в челюсть, и голова Холифелда отлетела назад. Саган угодил под дых, а Хоторн завершил дело, подбив графу глаз.

Холифелд все еще оседал на пол, описывая телом дугу, а Ранд уже успел не только ухватить кулачок Силван, но и разжать сведенные пальцы, переплетя их со своими. Торжественно подняв ее руку вверх, он объявил:

— Моя невеста была непорочной.

Силван простонала:

— Ранд…

Толпа беззвучно расступилась перед ними, и Ранд, обняв Силван за плечи, повел ее к двери.

— Доброй ночи, — крикнул вслед Хоторн.

— Желаю удачи, — добавил Саган. Он-то понимал, как нужна сейчас Ранду удача.

Карета герцога Клэрмонта могла похвастаться парой прекрасных гнедых лошадей, вооруженным лакеем на запятках, опытным возницей, герцогскими гербами на дверце и самим герцогом, запихнувшим Силван внутрь кареты, чтобы потом зажать ее в углу, на самом краешке узкого сиденья. И похоже было, что этот герцог не собирался давать ей хоть какую-то волю.

Его самонадеянность взбесила Силван, и она стала сопротивляться, намереваясь вырваться из его плена.

— Я никуда не поеду.

Он побарабанил по крыше кареты, и лошади рванулись вперед.

— Правда?

Ранд умышленно завернул ее в плащ, накинув одну полу на другую и завязав рукава. Силван была в отчаянии, но продолжала вырываться из этих пут. Когда же, наконец, она почувствовала свободу, лошади уже неслись вскачь. Светильники внутри кареты отбрасывали свет, рисуя яркие квадраты, которые потом вытянулись, стали совсем тусклыми, а там и вовсе сошли на нет. Она оказалась в западне, в ловушке — вокруг мрак, а рядом грубый и жестокий супруг.

Изловить-то ему ее удалось, но он еще не победил ее. Собираясь с силами, Силван надавила на него всем своим весом, пытаясь сдвинуть с места.

— Ну-ка, сядь как следует, — грубо скомандовала она.

Ранд немного отодвинулся.

— Да тут места мало.

Напротив есть место.

— Тогда я не смогу держать тебя за руку.

— Вот и хорошо.

— Но я же темноты боюсь. — Его пальцы нашарили ее ладонь.

— Может, хватит, а? — прошипела она, вырывая руку, а потом дернулась и вскрикнула, потому, что он ухватил ее за коленку.

* * *

— Я промахнулся, — сказал Ранд жалобным голосом, но стоило ей попытаться отшвырнуть его руку прочь, как он, воспользовавшись моментом, крепко схватил ее пальцы.

— Вот теперь хорошо, — довольно промурлыкал Ранд.

Силван сидела, нахохлившись, и ждала, что он еще придумает, но больше пока Ранд ничего не предпринимал. Он устроился поудобнее, откинув голову на спинку сиденья, и, казалось, погрузился в свои мысли. Силван тоже молчала. В этой ситуации ее радовало только одно: их руки лежали на сиденье между ними, являя собой естественную преграду и не давая их телам соприкасаться. Можно было бы отдернуть руку, но тогда Ранд возобновит свои попытки и не успокоится, пока не добьется своего. Так что лучше стиснуть зубы и терпеть.

Тишина, установившаяся в карете, стала совсем густой и непроницаемой. Казалось, что мрак внутри и снаружи удваивался ночью, царившей в ее душе. Там воевали друг с другом злость и боль. И эта борьба отнимала у нее все силы и всю гордость, оставляя лишь муку. Ничто не сможет заставить ее позабыть, как Ранд выгнал ее в тот день с фабрики. Он оскорблял ее, попрекая происхождением, дал понять, что его родне она пришлась не ко двору, и намекнул, что ни к чему не обязывающая возня в постели — единственный род союза, который он в силах вынести. Силван очень не хотелось самой нарушать установившуюся тишину, но она должна была знать, куда они едут:

— Мы сейчас куда?

— В наш городской дом.

— В наш дом?

— В дом герцога и герцогини Клэрмонтских в Лондоне. — Ранд сжал ее пальцы. — Это мой и твой дом. Я — герцог, а ты — герцогиня.

— Временно — пробормотала Силван, потом переспросила:

— Так мы в Лондон едем?

— Ну да, в Лондон.

— Тогда высадите меня у дверей дома, принадлежащего моему отцу.

Он хмыкнул и ничего не сказал, будто внимания не обратил на ее слова.

— Как же можно пустить меня в ваш городской дом? Дочка торгаша испортит тамошний воздух.